Военное образование в России

Новости и учебные материалы

Греция и Рим, энциклопедия военной истории: Греция и Македония

ГРЕЦИЯ И МАКЕДОНИЯ

ГОРОДА-ГОСУДАРСТВА В 800-360 ГГ. ДО Н.Э.

Вскоре после 1200 г. до н.э. великая цивилизация эпохи бронзы, которая в течение нескольких столетий процветала в Греции, начала приходить в упадок и в конце концов погибла. На юг хлынули варварские племена, которые уничтожили последние остатки микенской культуры. Начались темные века. Данная книга представляет собой обзор военных систем, которые уходят своими корнями в эти времена. Автор намеревался про­следить развитие военной организации, тактики и вооружения в Греции и Италии с VIII в. до н.э. — времени, когда в Греции вновь начала возникать цивилизация, — и до новых темных веков, наступивших с низвержением Римской империи на западе.

Как Греции, так и Риму пришлось выдержать суровые испытания. Для Греции это были времена персидского вторжения, в начале V в. до н.э., а Рим оказался в критической ситуации 260 лет спустя, когда величайший из полководцев древности, Ганнибал, вторгся на территорию Италии. Обе эти войны рассмотрены в книге достаточно подробно — для того, чтобы показать, как справились с положением две различные военные системы. Большая часть организации и снаряжения была заимствована Римом у тех народов, с которыми он воевал, — этрусков, самнитов, кельтов, карфагенян и, разумеется, греков. В данной работе я собираюсь рассказать и о том, в чем именно заключался вклад этих народов.

Уже в позднемикенский период, в XIII и XII вв. до н.э., влияние центральной Европы отчетливо чувствовалось в эгейском регионе. Оно продолжало ощущаться и в последующие века. К тому времени, как были записаны эпические произведения Гомера, относящиеся к микенскому периоду, «Одиссея» и «Илиада», наиболее древних видов вооружения уже почти что не существовало. По этой причине автор не рассматривает бронзовый век, кроме тех случаев, когда наличие преемственности бросается в глаза. Наши знания о VIII и VII вв. весьма обрывочны, но события VI и последующих веков отражены в исторических источниках достаточно подробно.

Шестой и пятый века до н.э. прошли под знаком подъема Персии, а затем жестокой войны, разразившейся между Спартой и Афинами. Этот исторический период очень хорошо отражен в свидетельствах двух великих писателей — Геродота, который жил во времена персидского вторжения в Грецию, и Фукидида, крупнейшего античного историка, который сам оказался вовлеченным в события войны между Афинами и Спартой. К этим двум авторам следует добавить Ксенофонта, который писал примерно в начале IV в. до н.э. Хотя Ксенофонта нельзя поставить в один ряд с Геродотом или Фукидидом, он был воином и много лет служил у спартанцев, а потому его свидетельства являются бесценным источником информации о спатанской военной системе.

Перечисленные письменные источники подтверждаются множеством археологических находок. Так, после сражения победитель обычно посвящал какое-либо оружие в святилище, например, в Олимпии. Со временем подобные храмы оказывались настолько переполнены оружием, что самые старые приношения приходилось выбрасывать. В Олимпии часть подобного оружия оказалась захороненной в ручьях или старых колодцах, а часть была использована для укрепления стенок стадиона, где недавно и была найдена во время археологических раскопок.


Воюющие государства

Вскоре после 1200 г. до н.э., когда пали микенские государства, орды диких племен, хотя и говоривших по-гречески, но происходивших из гористого северо-западного региона, вторглись в южную Грецию. Самыми грозными из этих захватчиков были дорийцы. Многие из исконных жителей бежали тогда из Греции и поселились вдоль западного побе­ режья Малой Азии (на территории современной Турции) в местности, получившей название Иония.

Вторжения и последовавшие за ними миграции закончились примерно к 1000 г. до н.э. Затем начался период основания поселений, и жизнь постепенно начала входить в нормальную колею. Возникшие небольшие государства состояли из нескольких деревень, земли которых были объединены под властью наследственного военного вождя. Такие маленькие государства постепенно объединялись, и к VIII в. начала возникать характерная для Греции политическая структура. Это был полис, то есть город- государство, когда управление территорией было сосредоточено в одном городе. Постепенно мощные города, прежде всего Спарта и Афины, начали поглощать своих соседей. В Афинах царь впо­ следствии был изгнан и власть перешла к знати. Со временем аристократы также были сброшены и государство оказалось в руках тиранов. Слово «тиран» первоначально не имело нынешнего отрицательного значения. Это были правители, которые зачастую делали вид, что действуют «в интересах народа». Но наконец тираны были низвержены, и в Афинах установилась демократия. Это произошло непосредственно перед началом греко-персидских войн.

В этот период Афины контролировали всю Аттику. К 500 г. до н.э. они стали культурным центром эллинского мира и самым могущественным государством в центральной Греции.

Совсем иным путем шло развитие Спарты. Спартанцы вели свое происхождение от дорийцев, которые завоевали Лаконию. Они подчинили себе местное население и обратили часть его в рабов. Таких рабов стали называть «илотами». Они были прикреплены к земле и принуждены работать в принадлежащих государству хозяйствах, которые обеспечивали спартанцев всем необходимым. Остальным подчиненным народам, которых называли «периэки», была предоставлена большая независимость, однако они были обязаны поставлять Спарте воинов. В сражениях спартанцами командовали два царя, власть которых передавалась по наследству. К концу VII в. Спарта захватила расположен­ ную на западе Мессению и стала контролировать весь южный Пелопоннес. За следующие сто лет, когда убеждением, а когда и принуждением, Спарта смогла организовать государства Пелопоннеса в союз, который именовался тогда «Лакедемоняне и их союзники». Сейчас мы чаще называем его просто Пелопоннесским союзом.

В середине VI в. власть в Афинах захватил тиран Писистрат. Он, а затем его сын Гиппарх с небольшими перерывами правили Афинами на протяжении полувека, покуда не были смещены спартанским царем Клеоменом, который вторгся в Аттику в 511 г. до н.э. Разразилась подстрекаемая тиранами гражданская смута, в которой боролись за власть сторонники демократии и олигархии. Когда был свергнут представитель олигархии Исагор, он обратился за помощью к своему другу Клеомену. Тот с небольшим отрядом своих сторонников снова захватил Афины. Авторитет Спарты был тогда настолько велик, что Клеомен взял город без единой стычки и обосновался на Акрополе.

Когда афиняне узнали о малочисленности отряда Клеомена, они осадили Акрополь, и спартанский царь был вынужден сдаться, поскольку его людям угрожал голод. Афинянам, опасавшимся ответных действий спартанцев, пришлось отпустить царя с его отрядом. Разъяренный подобным унижением Клеомен возвратился в Спарту и поднял на войну с Афинами весь Пелопоннесский союз. Вместе со вторым царем, Демаратом, он повел армию к границам Аттики. Фивы и Халкида, расположенные на севере извечные соперники Афин, воспользовались представившейся возможностью и также активизировались. Однако в рядах пелопоннесцев еще до начала военных действий возник раскол. Многие из союзных Спарте государств отказались сражаться за Клеоена в его личной войне. Демарат также решил остаться в стороне, и армия развалилась. Афиняне с трудом могли поверить в подобное везение, но у них хватило ума воспользоваться сложившейся ситуацией. Афинское войско двинулось на север и в тот же день разбило фиванцев и халкидян, причем Халкида стала афинской колонией. Фивы продолжили войну, к которой позднее присоединился другой торговый соперник Афин, остров Эгина. В ходе этой войны Афины утвердились как реальная военная сила — борьба с Эгиной вынудила город построить военный флот, который уже через несколько лет стал сильнейшим в Греции.


Подъем Персии

Тем временем на Греции начали сказываться события, происходившие в Азии. В конце VII в. до н.э. развалилась огромная Ассирийская держава, а уже к середине следующего века поднялся новый гигант, который оказался способен поглотить все предыдущие царства. Это была Персия. В 546 г. пало Лидийское царство, и Дарий I стал править на всей территории Малой Азии (совр. Турция). Один за другим подчинялись персам греческие города, расположенные на побережье. Жители некоторых городов, не желая жить в рабстве, предпочитали отправиться за море. Фокийцы, подобно легендарному Энею, пересекли Эгейское и Адриатическое моря и наконец основали колонию Алалия на острове Корсика. Однако в 535 г. они были вытеснены оттуда этрусками и в конце концов присоединились к колонии Массилия (совр. Марсель) на южном побережье Франции.

В 510 г., когда все острова вдоль побережья Малой Азии оказались в руках персов, Дарий отправился в Европу.

Пройдя вдоль западного побережья Черного моря, он пересек Дунай и вторгся в Скифию. Затем персы опустошили Фракию и вынудили подчиниться Македонию. Теперь между греческими государствами и Персией стояла только Фессалия. В 500 г. греческие города в Малой Азии, предводительствуемые Милетом, восстали и обратились за помощью к своим западным соплеменникам. Афины и Эретрия, город, расположенный на западном побережье Эвбеи, отправили экспедицию в Ионию, где их войска захватили и сожгли Сарды, столицу персидской сатрапии.

Персы безжалостно подавили восстание — они стерли Милет с лица земли, а всех его жителей обратили в рабство. К 494 г. восстание завершилось и персы приготовились к карательному походу против Греции.

Вначале они отправили туда посольство с требованием земли и воды — традиционных символов подчинения. Практически все греческие государства отказались, однако Эгина, имевшая торговые связи с востоком, согласилась подчиниться. Этот остров расположен в заливе Сарон, всего лишь в 10 км от побережья Аттики. Он контролировал доступ к афинским гаваням. Попади Эгина под контроль персов, Афины бы просто задохнулись. Остров являлся членом Пелопоннесского союза, и Афины обратились за помощью к своему старому врагу Клеомену. Спартанский царь принял сторону афинян, однако Демарат оказался против. Та скрытая неприязнь, что возникла между двумя царями 17 лет назад, после неудавшейся попытки захватить Аттику, теперь вспыхнула открыто. Клеомен выдвинул против Демарата обвинение в незаконнорожденности, и последний был низложен. Бывший царь бежал из Греции и нашел убежище у персов. Клеомен, избавившись от партнера, принудил Эгину вернуться к прежним клятвам верности и заключил с Афинами союз против надвигающегося вторжения. Очевидно, что персы намеревались провести лишь ограниченную карательную операцию, направленную против Афин и Эретрии, поддерживавших восстание в Ионии.

В 490 г. персы напали с моря. Они разграбили Эретрию, и персидский флот переместился в Марафонский залив, готовый к нападению на Афины. Афиняне послали гонца в Спарту и отправились маршем навстречу захватчикам. Информация о том, что случилось при Марафоне, достаточно путаная, и, возможно, мы так никогда и не узнаем правды.

Спартанцы отложили свой поход, поскольку у них был праздник, и прибыли на поле сражения слишком поздно. К своему изумлению, они обнаружили, что афиняне разгромили персов и вытеснили их из Аттики.

Поражение при Марафоне только разозлило персов. Все понимали, что этим дело не закончится. Однако прошло 10 лет, прежде чем они предприняли новую попытку. Тем временем Афины успели увеличить размер своего флота так, что он стал равен объединенному флоту всех остальных греческих государств.

Когда стало очевидно, что персидского вторжения не миновать, в Коринфе собрался совет, целью которого являлось уладить внутренние разногласия греческих государств и организовать их так, чтобы они могли сражаться единым фронтом.

Весной 480 г. до н.э. персидский царь Ксеркс, при котором находился низложенный спартанский царь Демарат, пересек Г еллеспонт. Его огромная армия устремилась на Грецию, в то время как флот, сопровождавший ее, следовал вдоль побережья. Персидские войска прошли через Фракию на земли Македонии, строя по мере своего продвижения дорогу. Геродот рассказывает, что фракийцы были поражены благоговейным страхом настолько, что даже в его дни они не осмеливались ни пахать, ни сеять там, где прошла когда-то персидская армия.


Армия персов

Древние греки были уверены, что армия Ксеркса насчитывала 3 миллиона человек, не считая обоза. Геродот дает нам общую цифру в пять с четвертью миллионов, однако сам он явно немного сомневается в том, что такую армию можно было прокормить. В конце 1920-х годов генерал Фредерик Морис предпринял скрупулезное изучение похода Ксеркса от Г ллеспонта, обращая внимание, в частности, на проблему снабжения войска питьевой водой. Он пришел к выводу, что персидская армия не могла состоять более чем из 210 000 человек и 75 000 животных. Возможно, что уровень осадков в то время был сравнительно выше, чем сейчас, и тогда эти цифры можно слегка увеличить. Однако даже в этом случае их количество вряд ли могло превысить 250 000 человек; три четверти от этого числа могли составлять воины.

clip_image002

Персидский воин, вооруженный копьем и луком. Возможно, это изображение «бессмертного» — одного из десятитысячной элиты личных телохранителей персидского царя. Сузы, V в. до н.э. Ныне находится в Лувре, Париж.

1, 2, 3 — два наконечника для стрел и камень для пращи, найденные у Марафона. Британский музей. 4 — наконечник стрелы с места «последнего рубежа» в Фермопильском проходе. Национальный Археологический музей, Афины. 5 — умбон персидского щита с о. Самос.

Персидская армия была многонациональной, собранной со всех концов обширной империи. Подобно римлянам, персы требовали войска со всех подвластных им народов. Большая часть персидской армии состояла из легковооруженных стрелков — лучников из центральной Азии или метателей дротиков из восточного Средиземноморья. Персы и мидяне, которые составляли ядро армии, носили свободные шапки, пестрые туники с длинными рукавами (а под ними короткий чешуйчатый панцирь) и штаны. У них были плетеные, возможно, покрытые кожей щиты, которые с виду напоминали беотийские — с расположенной в центре ручкой и закрепленным напротив нее с внешней стороны умбоном. Их вооружение состояло из короткого, длиной около двух метров, копья, длинного сложносоставного лука, к которому прилагались камышовые стрелы с бронзовыми наконечниками, и кинжала, носимого на правом боку.

Элиту персидской армии составляли личные телохранители царя, десять тысяч «бессмертных», которых именовали так потому, что их количество всегда оставалось неизменным. Их личное снаряжение отличалось от вооружения прочих персов только богатством отделки. Персидская конница была вооружена точно так же, как пехота, за исключением того, что у некоторых были металлические шлемы. Геродот сообщает, что численность всадников была 80 000, однако на самом деле вряд ли их могло быть больше восьми тысяч.

Геродот говорит, что персидский флот состоял из 1207 триер, из которых 300 кораблей предоставили финикийцы, 200 — египтяне и 290 — ионийские греки. Возможно, историк описывает здесь общее количество кораблей персидского средиземноморского флота, а не то их число, что реально участвовало в военных действиях, поскольку из дальнейших свидетельств очевидно, что персы не имели подавляющего численного превосходства на море.

Триера была основным кораблем того времени. Это было гребное судно, снабженное примерно 170 веслами, расположенными рядами на трех разных уровнях. В носовой части корабля, на .уровне воды, располагался окованный бронзой таран, или бивень, предназначенный для того, чтобы таранить и топить вражеские корабли. Этот тип корабля, с незначительными видоизменениями, использовался всеми средиземноморскими флотами того времени. Триеры несли на борту абордажную команду, чьей задачей являлась высадка на борт неприятельского корабля и его захват. Экипаж греческих кораблей включал 10 гоплитов и 4 лучников, тогда как каждый ионийский корабль нес от 30 до 40 человек абордажной команды. Они были вооружены преимущественно копьями, дротиками и секирами.

Восточный шлем, возможно, финикийский, найденный в Олимпии. Вполне вероятно, что он уцелел со времен Марафонской битвы. Посвятительная надпись гласит: «Зевсу посвящают афиняне эту мидийскую добычу». Археологический музей, Олимпия.


Защита Греции

clip_image004

Перед лицом нашествия Афины и Спарта забыли о своих противоречиях. Афины даже решились отдать все свои вооруженные силы, как корабли, так и людей, под коман­дование Спарте. Было решено остановить персидскую армию в Темпейской долине, узком проходе у южного отрога горы Олимп. Еще до того как персы пере­секли Геллеспонт, там было размещено войско в 10 000 гоплитов. Несомненно, что они смогли бы удержать узкие проходы к югу и западу от горы Олимп. Однако в силу каких-то причин, возможно, потому, что войскам не хотелось сражаться так далеко от дома, эта упреждающая позиция была оставлена. Геродот предполагает, что армия отступила, поскольку в той местности действовали тайные пособники персов, и южные греки полагали, что уже не могут доверять своим северным союзникам. По словам Геродота, греки также опасались, что персидский флот может обойти их и высадить войска дальше по побережью. Поскольку побережье было велико, греческий флот не мог гарантировать, что не допустит подобных действий со стороны персов. Возможно, что это и послужило главной причиной отступления.

Фессалия была оставлена, и это серьезно сказалось на союзниках. Многие из северных городов были уверены, что Спарта в действительности собирается удерживать только Коринфский перешеек. На самом деле, этого мнения придерживались многие пелопоннесцы. В результате большинство северных городов решило подчиниться персам. Для того чтобы остановить их бегство, было наконец решено занять Фермопильский проход — место, название которого позднее стало символом героизма.

Горы в Фермопилах подходят близко к морю, оставляя только два возможных пути на юг — один вдоль берега, а другой, чрезвычайно сложный, через горы. Сегодня между морем и горами расположена болотистая равнина, которая образовалась из-за наносов реки Сперхей, однако в V в. до н.э. там существовал только узкий проход. Эти горы, Каллидромонский хребет, тянутся вдоль побережья с востока на запад и в трех точках подхо­ дят очень близко к морю. Первое из этих мест, западный проход, расположено в самом начале пути. По словам Геродота, дорога там была настолько узка, что едва хватало места для одной повозки. Сами горы там еще не слишком высокие, и через них можно было легко пройти. После западного прохода путь расширялся, и там было расположено древнее поселение Анфела. Через два с половиной километра находилось селение Фермопилы, названное так в честь горячих источников, которые все еще существуют и в наши дни. Из-за того, что в воде источников содержится карбонад кальция, скалы вокруг них покрыты жесткой серой коркой. Над Фермопилами возвышается гора Застано высотой около километра, с которой можно контролировать среднюю часть прохода — выдающийся в море неподалеку скальный выступ. Вдоль этого выступа была стена, которая доходила до самых болот. Ее когда-то выстроили фокийцы для того, чтобы остановить вторгшихся в их страну малийцев. Тому, кто хотел бы обойти эту стену, пришлось бы перейти через гору Застано. Далее, примерно через три километра, располагается третья узкая точка прохода. Там, на уступе, обращенном в сторону болот, находилось древнее поселение под названием Альпены. Горы там низкие и легкопроходимые.

Как уже говорилось, существовал другой — крутой и опасный — путь, ведущий в центральную Грецию. Он находился на западном конце горной цепи. Эта дорога шла вдоль реки Асоп, которая протекала через скалистое ущелье. В наши дни здесь есть железная и шоссейная дороги — первая проходит сквозь туннель, пробитый в западной стене ущелья, а вторая взбирается на восточные холмы, а затем бежит по горам над ущельем. Путь здесь стерегла древняя крепость Трахин, построенная на скалистых утесах, обращенных к западной стороне теснины. При наличии ожесточенной и хорошо организованной обороны вряд ли нашелся бы военачальник, который рискнул бы попытаться пересечь горы в этом месте.

Неподалеку от побережья расположен остров Эвбея. Он очень длинный, простирается на 175 км с северо-запада на юго-восток и отделен от материка только узким проливом. Здесь греческий флот мог в отличие от первоначального расположения в Темпейской долине помешать персам миновать греческую армию морем. Так выглядело место, которое греки выбрали для того, чтобы остановить персидское вторжение.

Греки выслали авангард, задачей которого было подготовить позиции до подхода основных сил. Клеомен погиб семью годами раньше, и царем Спарты стал его младший брат Леонид. Именно он с отрядом из трехсот лучших спартанских воинов, которых именовали гиппеями, поспешил занять проход.

Вместе со спартанцами пришли 2800 пелопоннесцев, однако надпись на памятнике, установленном в честь погибших в этой битве греков (его видел Геродот), сообщает о 4000 — на 900 человек больше, чем он сам перечислил; возможно, что сюда включили также илотов, которые всегда сопровождали армию спартанцев.

По мере того, как спартанцы продвигались на север, к ним присоединились 700 феспийцев и 400 фиванцев. Затем армия пополнилась тысячей фокийцев и всем ополчением, которое смогли предоставить локры. Отряды действовали под командованием своих собственных военачальников, которых именовали стратегами.

Греческие гоплиты использовали копье примерно в 2,5 м длиной, что предоставляло им некоторое преимущество перед персами. У гоплитов был также круглый щит, 80—90 см диаметром, панцирь, шлем и поножи. Они носили меч, которым пользовались только в случае утраты копья. Гоплиты воевали в строю, который назывался фаланга и состоял примерно из восьми шеренг. Такая фаланга состояла, возможно, из единиц по 100 человек каждая (они назывались лохи, lochoi), которые, в свою очередь, делились на четыре подразделения, каждое из которых состояло из трех групп по восемь воинов, находившихся под командованием младших командиров. Военачальник, распоряжающийся такой группой, обычно сражался в первом ряду. Эта система могла слегка варьироваться в разных государствах, а спартанцы к тому же усложнили дело, поскольку называли словом «лох» пять главных подразделений своей армии (см. стр. 41). Воинам, которые присоединились к Леониду в Фермопилах, сказали, что спартанцы — только головной отряд армии. Дойдя до места, войско разместилось у центрального прохода, рассчитывая получать съестные припасы из селения Альпены, расположенного у восточного прохода. Затем они начали восстанавливать древнюю стену, построенную фокийцами. Как раз перед Второй мировой войной археологи вели там раскопки, но обнаружили остатки древней стены только на самой верхушке гряды. Стена начиналась башней, а затем зигзагообразно спускалась вниз с горы. Она, видимо, шла поперек всего прохода и оканчивалась другой башней, у болот. Рядом с той из башен, что находилась у вершины, была узкая тропа, а Геродот упоминает о том, что таких троп существовало несколько. На вершине горы разместился отряд в 1000 фокийцев, который должен был помешать персам обойти позиции спартанцев по долине Асопа.

clip_image006

Изображение Фермопильского прохода — таким, каким он мог быть в V в. до н.э. Лагерь персов располагался на равнине слева. Фокийская стена обозначена буквой А. Место, где произошло последнее сражение спартанцев, — буквой В.

clip_image008

Фермопильский проход — так, как можно его увидеть с места «последнего рубежа». Слева видны утесы горы Застано, возвышающиеся над Фермопилами почти на тысячу метров. В древности береговая линия проходила сразу за современной дорогой, той, что справа.

Объединенный греческий флот, который состоял из 271 триеры, тем временем стал у мыса Артемисий, что находится на северном конце Эвбеи. Афинянам принадлежало 127 кораблей. Несколько позже к Артемисию отправились еще 80 триер, из которых 53 были афинскими, — эти суда находились в резерве и предназначались для того, чтобы не дать персидскому флоту обойти остров. Затем число триер увеличилось еще больше за счет кораблей из греческих колоний в Италии и с островов, попавших под владычество персов. Таким образом, у Артемисия собралось 386 кораблей, из которых почти половина принадлежала Афинам.

Соединенным греческим флотом также командовал спартанец, Еврибиад, но у флота каждого отдельного государства был свой собственный флотоводец. Так, афинянами руководил хитроумный Фемистокл, которому отчасти был обязан появлением сам афинский флот.

Поскольку греческий флот шел быстрее, чем сухопутные силы, он, видимо, занял свою позицию у Артемисия незадолго до того, как воины достигли Фермопил. Сейчас достаточно точно установлено место, где располагался храм Артемиды, в честь которого Артемисий получил свое имя. Оно совпадает с часовней Святого Георгия на холмах между Асмини и Курбатси. Местом стоянки греков мог быть широкий пляж в заливе Певки, который для этого прекрасно подходил. К западу от Певки простирается плоский песчаный берег, идущий вдоль всего северного побережья Эвбеи. Места там вполне хватило бы, чтобы вытащить корабли на берег, расположив их в один ряд. Наблюдательные посты разместились на холмах, и один из них был почти наверняка расположен у мыса Артемисий, в десяти километрах от залива Певки. Другой размещался на острове Скиаф, в четырех километрах от мыса Магнесия. Поскольку персидский флот плыл на юг, для того чтобы войти в Эвбейский пролив, ему пришлось бы пройти между Скиафом и материком. Заметив приближение персов, пост на Скиафе должен был зажечь сигнальный огонь, а пост у мыса Артемисий — передать это сообщение флоту в заливе Певки. На тот случай, если подать сигнал оказалось бы невозможным, у острова Скиаф дежурили три корабля.

clip_image010

Карта центральной Греции, показывающая театр военных действий. Главные дороги обозна­чены бледно-желтым. Древние названия мест написаны крупным курсивом. Этот же способ обозначения будет сохраняться на протя­жении всей книги.

Для того чтобы поддерживать сообщение между морскими и наземными силами, греки отрядили два легких корабля — один располагался в Певки, а другой у Фермопил. Таково было расположение греческих сил, которое они заняли, ожидая прихода персов.


Вторжение Ксеркса в Грецию

Армия и флот Ксеркса находились в это время в городе Ферма (совр. Салоники). После вторжения в Фессалию они должны были разделиться и вновь могли соединиться только у Эвбейского пролива. Должно быть, именно в Ферме был окончательно разработан план вторжения. Так как армия не могла продвигаться с той же скоростью, что и флот, она должна была отправиться на 11 дней раньше. Силы персов должны были объединиться у Малийского залива на четырнадцатый день, после того как армия обеспечила бы охрану стоянки для кораблей.

Ксеркс уже знал, что проходы в Фессалию свободны, и проследовал туда, не встретив никакого сопротивления. Продвинувшись дальше на юг, он узнал от своих разведчиков, что спартанцы заняли Фермопильский проход. Геродот рассказывает, что великий царь послал всадника, чтобы тот разведал греческие позиции. Лазутчик смог подобраться настолько, что сумел заглянуть за стену у средних ворот, однако был не в состоянии разглядеть сам греческий лагерь. В тот день проход охраняли спартанцы. Лакедемоняне, сложив оружие у внешней стороны стены, занимались физическими упражнениями или же расчесывали свои длинные волосы. Услышав этот рассказ, Ксеркс велел послать за Демаратом, чтобы спросить его о смысле увиденного. Бывший царь объяснил, что в обычае спартанцев расчесывать волосы перед тем, как отправиться на опасное дело. Возможно, что этот рассказ апокрифичен, но он хорошо иллюстрирует тот трепет, который испытывали перед спартанцами их союзники- греки.

Проходя по 20 километров в день, армия Ксеркса покрыла расстояние в 280 км и на четырнадцатый день после выхода из Фермы стала у Трахина, ожидая подхода флота.

Персы отправили десять быстроходных кораблей для того, чтобы разведать обстановку на побережье. Они незаметно добрались до Скиафа и напали на три сторожевые триеры греков, находившиеся у острова. Геродот рассказывает, что, когда весть об этом дошла до флота, расположенного в Певки, греки запани­ковали и ушли к Халкиде, оставив спартанцев без прикрытия. Прежде чем осудить этот поступок, следует учесть, что с помощью сигнального огня тогда можно было отправить только одно сообщение (см. стр. 275), и греки могли подумать, что на них движется весь персидский флот. Между тем его основная часть оставила Ферму на двенадцатый день после выступления армии. Корабли достигли области Керамидхи к северу от мыса Пори и остановились там на ночлег. Пологие берега в этих местах встречаются редко, и только первые из прибывших судов удалось полностью вытащить из воды — остальным пришлось стать на якорь на глубине примерно 8 метров. Ночь была ясная и тихая, но под утро разразился шторм, и многие корабли разбились о скалы. Шторм длился три дня, однако на четвертые сутки флот все же смог отправиться дальше — вокруг мыса Магнесия и пляжей у Афет. На второй день после начала бури наблюдатели, размещенные на высотах Эвбеи, доложили о потерях, понесенных персами. Греки, обрадованные этим известием, вернули свои корабли на прежнее место у Артемисия. Историки не без оснований подвергают сомнениям эту часть рассказа. Возможно, что наблюдательные посты на Скиафе (если они вообще остались там после того, как персы захватили три греческие триеры) и впрямь видели одно-два кораблекрушения. Однако далее в самый ясный день, а не то что в шторм, невозможно различить разбившуюся триеру с расстояния примерно в десять километров. Так что масштаб катастрофы должен был остаться грекам неизвестен. Может быть, этот фрагмент повествования был попыткой объяснить возвращение греческого флота обратно к Артемисию после того, как персидский флот добрался до Афет. Вполне возможно, что рассказ об отступлении к Халкиде вообще выдуман. Геродот мог также преувеличить ущерб, нанесенный штормом, а истинный размер персидского флота мог оказаться вовсе не таким уж огромным, как говорит об этом историк. Геродот знал, что тот флот, который встал у Афет, не слишком превышал греческий по количеству кораблей, поэтому он мог попытаться «уменьшить» его до разумных размеров, повествуя о том, что большая его часть разбилась в бурю. Спустя пару дней он спокойно «отправил на дно» еще 200 триер.

clip_image012

Карта, показывающая расположение сил в битве при Фермопилах. А — Леонид, В — Ксеркс, С — греческий флот,
О — флот персов. Мужество спартанцев в битве при Фермопилах вошло в поговорку.


Битва за Фермопилы

К середине августа Ксеркс достиг Ламийской равнины. Он надеялся, что размер его объединенной армии породит в сердцах греков страх и они оставят свои станы. Великий царь не двигался с места четыре дня, вероятно, олдадая прибытия флота. Однако его все еще не было, а греки так же упрямо стояли в Фермопильском проходе. Ксеркс довольно выспренно приказал мидянам и киссиям (вооружение у них было одинаковое, но киссии носили на голове тюрбаны) атаковать греков и «привести их к нему живыми».

Стремительные атаки мидян, казалось, не произвели на греков никакого впечатления. Увидев, что греки держатся стойко, Ксеркс приказал мидянам отступить и отправил в бой свою личную гвардию, «бес­смертных», под предводительством Гидарна. Десятитысячный отряд первоклассных воинов самой большой армии в мире отправился в бой по приказу своего царя. Должно быть, тем, кто наблюдал это зрелище из персидского лагеря, ни за что не поверилось бы в то, что «бессмертные» могут потерпеть поражение.

При виде приближающихся персов спартанцы вышли из-за стены, чтобы принять бой. Но, несмотря на свой грозный вид, «бессмертные» практически ничего не могли сделать с тяжеловооруженными спартанцами. В узком пространстве прохода их число не давало им преимущества, а копья, что были короче греческих, не позволяли подобраться поближе. Геродот пишет о любимом маневре спартанцев, когда они для вида обращались в бегство, а затем поворачивались и бросались на преследующего их врага. Не верится, однако, чтобы они стали пользоваться этим средством при подобных обстоятельствах и в таком тесном месте. Кроме того, поскольку греки защищались, им необходимо было держать строй: любое нарушение порядка в шеренгах могло дать персам шанс на победу.

На следующий день персы снова атаковали. С ними по очереди сражался каждый из греческих отрядов, и, хотя греки понесли большие потери, в конце дня персы ничуть не приблизились к своей,цели.


Прибытие персидского флота

Персидский флот прибыл к Афетам через 16 дней после выступления армии из Фермы. Точное место, где он встал на якорь, неизвестно. Геродот пишет, что оно было примерно в 80 стадиях (15 км) от Артемисия и что там было много питьевой воды. «Около 80 стадий» на деле может означать от 70 до 90 стадий (13—17 км). Это сужает территорию поиска до Олизонского или Платанийского заливов. В. К. Притчет, который много лет исследовал места знаменитых сражений Древней Греции, выдвигает убедительные доводы в пользу того, что это был именно Платанийский залив. Он состоит из ряда небольших пляжей, разделенных скалистыми мысами. Самый большой из этих пляжей всего 450 метров в длину. На этом пляже, расположенном к западу от Платании, находится источник. В самой Платании имеется небольшой ручей. Персам, которые вряд ли хотели и дальше терять корабли из-за капризов погоды, нужно было вытащить суда на берег. Следовательно, им требовалось достаточно места для того, чтобы разместить весь свой флот. Ни один из пляжей у Платании не может вместить более одного ряда кораблей. При условии, что весь флот состоит из 450 судов, каждому из которых требуется как минимум 7 метров, общая протяженность стоянки должна быть более трех километров.

Платанийский залив мог вместить только около 80 судов, а залив к западу от него — около 65. Это означает, что весь остальной флот, по всей вероятности, поотрядно, разместился вдоль крошечных пляжей, протянув­шихся на запад от Платании до Олизонского залива, расположенного шестью километрами дальше. Пляжи там такие узкие, что места хватило бы только для того, чтобы вытащить из воды корму корабля; при этом они обрываются в воду достаточно резко — следовательно, носы триер были скорее всего полностью на плаву. Такое положение можно считать обычным делом, когда сражение должно было вот-вот начаться — оно позволяло легко и быстро спустить корабли на воду. Вспомогательные суда могли просто стать на якорь вблизи берега.

У греков, находившихся на южной стороне пролива, было одно существенное преимущество перед противником, разместившимся на северной стороне. Это преимущество давала легкая дымка, которая в течение почти всего дня не давала возможности разглядеть что-нибудь с северного берега, в то время как с южного все было прекрасно видно. Благодаря этому греки могли легко наблюдать за передвижениями персов, а их собственные действия оставались незаметными. Этим преимуществом они воспользовались с большой выгодой для себя.

Персы опасались, что, когда они начнут атаку, греки могут отступить в узкую часть Эвбейского пролива, которая находится примерно на 20 км восточнее. Ширина пролива в этой части всего 3 километра, и греческие корабли с одинаковой легкостью могли как сражаться там, так и спастись бегством. Греки действительно выбрали очень хорошее место, поскольку у них всегда был наготове путь к отступлению.

Персидский флот вряд ли мог пройти пролив, не разбив предварительно весь греческий флот, так как в противном случае греческие корабли атаковали бы с тыла — когда первая часть флота противника уже находилась в проливе. Персы решили обойти греков, отправив часть своих кораблей вокруг Эвбеи для того, чтобы занять пролив. В полдень того дня, когда они прибыли на место, двести триер было отправлено за остров Скиаф, вероятно, для того, чтобы охранять пролив для тех кораблей, что все еще продолжали прибывать. (На самом деле, к числу 200 следует относиться осторожно.) Затем они обошли остров и, оставаясь далеко от берега, чтобы наблюдатели на мысе Артемисий не могли их разглядеть, двинулись вдоль восточного побережья Эвбеи. Греки к тому времени, вероятно, покинули Скиаф, потому что об этих перемещениях они узнали только от перебежчика. Скорее всего наблюдательный пост на Скиафе был оставлен после захвата трех сторожевых триер.

Перебежчика, который рассказал обо всем грекам, звали Скиллий, и он был самым знаменитым ныряль­щиком своего времени. Сбежать ему удалось, переплыв Эвбейский пролив. Греки немедленно отправили быстрый корабль через пролив Эврип для того, чтобы предупредить 53 афинские триеры, которые стояли в резерве, ожидая передвижений персидского флота.Перебежчика, который рассказал обо всем грекам, звали Скиллий, и он был самым знаменитым ныряльщиком своего времени. Сбежать ему удалось, переплыв Эвбейский пролив. Греки немедленно отправили быстрый корабль через пролив Эврип для того, чтобы предупредить 53 афинские триеры, которые стояли в резерве, ожидая передвижений персидского флота.

Пятнадцать кораблей персидского флота поздно снялись со стоянки, расположенной дальше на побережье, и не сумели соединиться с основной частью флота у Афет до того, как остальные корабли ушли. Эти припозднившиеся суда вошли в пролив между Скиафом и материком ближе к вечеру, когда свет заходящего солнца мешал морякам смотреть на запад. Они не увидели персидский флот в тенях, накрывших Платаний- ский залив, зато отлично разглядели греческие корабли, сверкавшие в солнечных лучах на юго-западе. Персы приняли их за своих и направили триеры прямо в руки поджидавших их греков. Этот эпизод интересен, поскольку позволяет представить размер персидской стоянки на востоке: если бы какие- то корабли стояли к востоку от Плата- нии, их было бы видно с моря, в то время как стоянка у самой Платании скрыта мысом на восточном конце.Перебежчика, который рассказал обо всем грекам, звали Скиллий, и он был самым знаменитым ныряльщиком своего времени. Сбежать ему удалось, переплыв Эвбейский пролив. Греки немедленно отправили быстрый корабль через пролив Эврип для того, чтобы предупредить 53 афинские триеры, которые стояли в резерве, ожидая передвижений персидского флота.

К сожалению, параллельный отчет Геродота о событиях в армии и на флоте в этом месте прерывается. Похоже, что он как-то потерял два дня. Флот прибыл к Афетам на шестнадцатый день после того, как армия вышла из Фермы. События этого и трех последующих дней, кажется, соединились у него в два дня. А. Р. Берн в книге «Персия и греки» подробно изучил эти события и предложил свою реконструкцию, которой я в основном и пользуюсь дальше.Перебежчика, который рассказал обо всем грекам, звали Скиллий, и он был самым знаменитым ныряльщиком своего времени. Сбежать ему удалось, переплыв Эвбейский пролив. Греки немедленно отправили быстрый корабль через пролив Эврип для того, чтобы предупредить 53 афинские триеры, которые стояли в резерве, ожидая передвижений персидского флота.

На следующий, семнадцатый день персы не предпринимали попыток атаковать греческие корабли, поскольку ожидали отряд, отправившийся вокруг Эвбеи. Позже днем греки спустили свои корабли на воду и отошли на веслах в глубь пролива, решив осуществить небольшую вылазку, чтобы разведать настрой противника и узнать что-нибудь о его тактике.

clip_image014

Место стоянки персидских кораблей в Плотанийском заливе у южной оконечности мыса Магнесия. Здесь размещалось около 80 судов. Остальные корабли растянулись вереницей вдоль небольших заливчиков к западу вплоть до самого Олизонского залива.

Когда персы увидели приближающийся греческий флот, они также вышли в море. Греки, вероятно, шли на веслах, выстроившись ромбом. Вражеские корабли, снимаясь с многочисленных стоянок, попытались воспользоваться своим превосходящим числом и большей маневренностью и окружить греческие суда. Когда персы приблизились, греческие триеры по сигналу с корабля Еврибиада развернулись носами к врагу, а кормами сблизились так, чтобы образовался круг. Затем, по второму сигналу, они атаковали более легкие персидские корабли. Персы, понадеявшиеся на легкую победу, очутились в настоящей западне: они подплыли к греческим судам слишком близко и не могли воспользоваться своей высокой маневренностью. Греки навязали персам свои условия боя. Сражение было остановлено спустя не которое время из-за наступления темноты. Греческий флот отправился обратно к Артемисию, вдохновленный собственным успехом — морякам удалось захватить 30 вражеских судов, а еще несколько повредить или затопить. О потерях греков Геродот ничего не пишет, но несколько триер, должно быть, затонуло.

В ту ночь задул сильный юго-западный ветер и разразился страшный ливень. Ветер принес обломки судов с битвы прямо к стоянке персов, и они застряли среди только частично вытащенных на берег кораблей.

Хотя флот, стоявший у Афет, понес некоторый урон, его неприятности не шли ни в какое сравнение с теми, что выпали на долю отряда, отправленного вокруг южной оконечности Эвбеи. Буря обрушилась на них со всей силой и выбросила на скалы у южного конца острова.

Геродот пишет, что на следующее утро 53 афинские триеры, что сторожили южную оконечность Эвбеи, приплыли к Артемисию с вестью о гибели всего персидского отряда. Это было бы невозможно чисто технически, и ясно, что историк потерял в своем рассказе целый день. Скорее всего в тот день ничего не происходило, так как обе стороны чинили полученные при шторме повреждения. Афинские корабли пришли с новостью о кораблекрушении на следующее, девятнадцатое утро.

В тот же день объединенный греческий флот вновь вошел в пролив. На этот раз, возможно, благодаря дымке над водой, им удалось подобраться незамеченными и обрушиться на киликийские корабли, которые находились в это время на стоянке. Греки уничтожили несколько судов и буквально растворились в сумерках. Вероятно, киликийский отряд располагался в Олизонском заливе и греческий флот, следуя мимо мыса Гриба, а затем вокруг западного мыса, смог незаметно войти в залив и атаковать. Все это вполне похоже на правду, так как корабли скорее всего появились при свете заходящего солнца, когда их не так легко было разглядеть.


Завершение битвы при Фермопилах

Между тем в Фермопилах завершался второй день сражения. Леонид отправлял гонца за гонцом на юг с просьбами о подкреплении, но уже было понятно, что никто не придет. Спартанцы оказались одни, а их представления о чести отметали всякую мысль о том, чтобы оставить свой пост. Вскоре после своего прибытия Ксеркс и его советники узнали о существовании пути через гору, которым можно было воспользоваться для того, чтобы обойти спартанцев в проходе. Гора Каллидромон испещрена разными дорожками — от узких и обрывистых козьих тропинок до вполне широких троп. Трудность заключалась в том, что она обильно заросла лесом и перейти через Каллидромон без проводника было практически невозможно. Даже в наше время, когда этот лес стал значительно реже, там все еще легко заблудиться и при свете дня.

Наконец персы нашли местного кре­стьянина по имени Эфиальт, который рассказал им, что есть один путь, который называют Анопейская тропа, и согласился за приемлемую цену провести их.

Тем же вечером, как только стемнело, Гидарн вывел своих «бессмертных» из лагеря и стал взбираться на гору. Эфиальт показывал им дорогу. Всю ночь с трудом карабкались персы по извилистой тропе, покуда небо на востоке не начало сереть, а земля не выровнялась. Они вступили на небольшое, густо поросшее дубами плоскогорье. Персы пробирались под сенью дубов. Под ногами шуршала прошлогодняя листва. Вдруг впереди отряда послышался шум, тишину нарушили человеческие голоса, а затем персидские воины увидели греческих гоплитов, торопливо надевавших доспехи. Гидарн с опаской поинтересо вался: «Это спартанцы?» На самом деле это была та самая тысяча фокийцев, ко­ торых Леонид поставил охранять горную тропу. Когда Гидарн выяснил, кто они такие, он построил своих воинов в боевой порядок и начал осыпать фокийцев стрелами.

Фокийцы, забыв о возложенной на них задаче, решили, что стали главной целью удара «бессмертных». Они бежали на вершину горы и приготовились дорого продать свою жизнь. Однако, как только они освободили проход, персы поспешно начали спуск, не обращая на фокийцев никакого внимания.

Вопрос о том, где именно прошли «бессмертные», породил множество споров. Совсем недавно В. К. Притчет подробно изучил местность в том районе и предложил путь, который довольно хорошо подходит по большинству критериев. Геродот говорит, что Гидарн взял с собой тех людей, которыми командовал, — десять тысяч «бессмертных». Причин сомневаться в этом нет. Тогда, если бы дорога представляла собой узкую козью тропинку, по которой можно следовать только колонной по одному, отряд растянулся бы более чем на десять километров. Это никуда не годится, и Притчет пришел к выводу, что искать следует широкую тропу, по которой смогли бы пройти три-четыре человека в ряд. В топографии Геродота есть одно место, которое легко найти. Он пишет об этой дороге: «Она начинается от реки Асоп, текущей по горному ущелью». Месторасположение Асопского ущелья оспорить трудно. Далее Геродот пишет, что персы перешли через Асоп до того, как начали подъем. Эта информация позволяет сделать вывод, что они находились на восточной стороне ущелья. Примерно в километре к востоку от теснины находится очень удобный подъем в горы. Это самый короткий и самый легкий путь в горы с Ламийской равнины. Он следует вдоль Халкоматского ручья до деревни Элеуферохори, где все еще можно увидеть остатки древней крепости, стоящей у начала тропы. Это доказывает, что тропой пользовались и много веков назад.

Геродот говорит, что персы шли целую ночь, и справа от них возвышались Этейские горы, а слева — Трахинские. Это не позволяет согласиться ни с одним из предполагаемых путей через горы, особенно если учесть, что персы перешли Асоп до того, как начать подъем. Дело в том, что и Трахин, и гора Эта находятся к западу от Асопского ущелья. Од­ нако, поскольку собственно Фермопилы находятся на территории Трахина, а гору Эта можно, без сомнения, включить в состав Этейских гор, мы можем предположить, что Трахинские горы включали северную часть Каллидромонского хребта. Объяснение довольно неуклюжее, но ничего другого нам просто не остается, особенно если вспомнить слова Геродота о том, что персы шли меж этих гор «всю ночь». Если такое объяснение верно, то получается, что отряд двигался в южном направлении вдоль западного склона горы Каллидромон.

clip_image016

Равнина Неврополь к югу от перевала Лиафица — Каллидромон. Она расположена там, где соединяются дорога к проходу и дорога, ведущая в Фокиду. Скорее всего это именно то место, где стояли фокийцы.

Геродот пишет, что тропа шла вдоль горного хребта. Это довольно точное описание пути из Элеуферохори через равнину Неврополь к проходу между вершинами Лиафица и Каллидромон. Эта дорога идет по плато, расположенному чуть ниже гребня горы, к югу от нее. Согласно Геродоту, фокийцы разместились так, чтобы защищать и горную тропу, и путь в свою родную землю. Таким местом могла быть только равнина Неврополь, которая расположена примерно в двух километрах от самой верхней точки тропы. Там находится маленькое озеро, которое в наши дни пересыхает летом, но в античные времена могло оставаться наполненным водой круглый год. Кроме того, там есть источник, вполне способный снабдить питьевой водой тысячу гоплитов. В этом месте соединяются дорога, ведущая в Фокиду и Анопейская тропа. Если бы фокийцы расположились поближе к проходу, они оказались бы отрезанными от дороги на Фокиду. Более того, любой путь через проход между Лиафицей и Каллидромоном должен был проходить именно здесь. Как Берн, так и Притчет согласны, что фокийцы заняли свой «последний рубеж» на горе Лиафица, к северу от тропы, что вполне согласуется с описанием событий, сделанным Геродотом. Персы, должно быть, дошли до верхней точки перевала спустя три четверти часа, где нибудь в половине седьмого утра.

clip_image018

Место «последнего рубежа» спартанцев. Сам холм, который возвышается над полем битвы приблизительно на 15 м, был точно определен незадолго до Второй мировой войны — в ходе раскопок там были обнаружены сотни персидских наконечников стрел.

Сперва Леонид получил весть о том, что персы перешли горы, от перебежчиков, которые прибыли еще под покровом ночи. Затем, на рассвете, ее подтвердили наблюдатели, размещенные на близлежащих вершинах. Греческие военачальники немедля стали держать совет. Большинство придерживалось мнения о том, что надо отступать, пока не поздно, и Леонид, увидев страх в их сердцах, отослал их прочь. Сам же он, спартанец, никогда не оставил бы свой пост. Вместе с лакедемонянами остались 700 феспийцев и 400 фиванцев. Геродот полагает, что Леонид силой принудил фиванцев остаться, и указывает, что все они перешли на сторону персов перед последней битвой.

Говорят, что, когда они последний раз ели все вместе перед началом сражения, Леонид сказал: «Пусть завтрак ваш будет обильным, о мужи, ибо обедать мы будем в Аиде!» Спуск с горы должен был занять у персов несколько часов, и спартанцы намеревались заставить противника как следует заплатить за свою гибель.

Персы добрались до вершины горы и начали спуск. Геродот пишет, что Анопейская тропа спускается в проход у Альпен. С достаточной долей уверенности можно сказать, что этот город находился на выдающемся в сторону болот уступе горы примерно в 3 км от фокейской стены, рядом с восточным проходом. В Альпены легко спуститься, если проследовать позади горы Застано и дальше вниз, через Дракоспилию. Такой путь, около 12 км длиной, мог за­нять у персов от трех до четырех часов.

Последний день битвы при Фермопилах Леонид и все, кто остался от его крошечной армии, выступили на открытое пространство перед стеной, намереваясь дорого продать свою жизнь. Над телом сраженного Леонида развер­нулась отчаянная битва.

clip_image020

Ксеркс задержал свое выступление до середины утра. Когда спартанцы увидели, что его войска вошли в проход, они не пытались больше оборонять стену. Вместо этого лакедемоняне вышли в самую широкую часть прохода и построились там обычной фалангой. Легково­оруженные илоты прикрывали их с флангов. Здесь они приняли бой, сражаясь с безрассудной яростью. Персы, которых, как говорят, гнали в бой бичами, вынуждены были карабкаться по горам трупов для того, чтобы добраться до греков. Вскоре большинство греческих копий сломалось, и гоплиты вынули мечи и придвинулись ближе, врубаясь в море лиц перед собой. Леонид пал, и над ним развернулась особенно ожесточенная битва, поскольку и персы, и греки стремились завладеть его телом. Четыре раза захватывали его персы и четыре раза греки отбивали труп Леонида. Сражение продолжалось, пока с постов не дошло известие о том, что «бессмертные» добрались до конца тропы. Тогда греки сомкнули ряды и стали отступать за стену. Они миновали ворота и укрепились на невысоком (около 15 м) холме, который возвышался над боло­тистой равниной. Там они построились кругом и приготовились к смерти. Персы хлынули через стену и попытались забраться на холм, однако их оттеснили. Сначала греки защищались мечами, а затем, когда последние мечи сломались, руками и зубами. Они продолжали бой, покуда персы не погребли их под градом стрел. К полудню все стихло.

Геродот рассказывает о двух спартанцах, которые ко времени последней битвы были больны и лежали в Альпенах, страдая от глазного недуга. Первый из них, по имени Еврит, узнав о том, что персы обошли гору, потребовал свои доспехи. Затем, поскольку он ничего не видел, Еврит приказал своему илоту провести его в самую гущу сражения. Другой же, по имени Аристодем, испугался и отступил вместе с союзниками. По возвращении в Спарту Аристодема ожидало бесчестие и позор. Только отчаянная храбрость, которую он проявил на следующий год в битве при Платее, сняла с него обвинение в трусости.

Что же до Эфиальта, то за его голову была назначена денежная награда. Он бежал в Фессалию, опасаясь, что спартанцы будут охотиться за ним. Много лет спустя он возвратился на родину, в Антикиру, где был убит человеком, имевшим к нему личные счеты. Последний, однако, потребовал свою награду.

Приблизительно в то время, когда в Фермопильском проходе пал последний спартанец, весь разъяренный вечерним нападением персидский флот вышел в море и пересек пролив. Греки, которые намеревались поддерживать связь со своим станом, выстроились на мелководье, сразу у берега. Персы построили свои корабли дугой и попытались окружить небольшой по сравнению с ними греческий флот. Тогда греки вновь вышли вперед, тараня борта более легких персидских судов. Они сильно пострадали в последовавшей стычке, но смогли нанести врагу еще более серьезный ущерб. Персы отступили, обнаружив, что мало чего добились. Хотя ни один противник не мог сказать, кто победил, греки оказались хорошо потрепанными у одних только афинян оказались поврежденными 80 триер.

Вскоре после сражения тридцативесельный корабль, который поддерживал связь между флотом и сухопутными силами греков, принес трагическую весть о битве в Фермопилах.

Сердца моряков дрогнули при известии о гибели Леонида. Теперь им не было смысла оставаться на месте, и они снялись с якорей и отправились проливом в сторону Эврипа. Корабли следовали в назначенном заранее порядке: впереди плыли коринфяне, а замыкали афиняне.

Потрепанный греческий флот тащился на юг, миновав сначала Эврип, затем место былой афинской победы при Марафоне и, обогнув мыс Сунион, прибыл к Афинам. Персы не заметили бегства греков до наступления следующего утра — их передвижения вновь прикрыла нависшая над морем дымка.


Падение Афин

Трагедия в Фермопилах, и особенно тот факт, что никто так и не пришел на смену взывавшим о помощи греческим воинам, оказала серьезное влияние на дух союзников Спарты. Античные источники сообщают о серьезном разладе в .рядах северозападных пелопоннесцев. Западная Аркадия снарядила в армию Леонида четверть от всего количества воинов, представлявших Пелопоннес, а на следующий год, когда призыв к сбору войска прозвучал снова, не отправила и одного отряда.

Персы двинулись дальше на третий день после того, как заняли проход. Обоз, особенно тяжелые повозки, должно быть, следовал вдоль берега. Теперь, когда сопротивление было сломлено, часть войска перевалила через горы и вторглась в Фокиду. Персы грабили каждую деревню, громили и сжигали каждое святилище на своем пути. Население, спасаясь от мародерствующих варваров, бежало на запад и на юг — в горы. Персы не щадили тех, кто попадался им в руки. Фокида должна была стать уроком для всей Греции, которой следовало хорошо подумать, прежде чем решиться продолжать неравное сопротивление.

Эта демонстрация силы не прошла впустую. Беотийские города принесли царю землю и воду, символы подчинения, и потому не пострадали. Однако, как было принято, их обязали выделить войско для сражения на стороне персов. Сообщение Геродота о том, что фиванцы сдались персам во время сражения при Фермопилах, вероятно, справедливо, так как из всех городов разрушены были только Феспии и Платея. Феспийцы пострадали за то, что сражались при Фермопилах, а платейцы за то, что были на стороне афинян в Марафонской битве и помогали афинскому флоту при Артемисии.

Эти самые платейские моряки высадились в Халкиде, когда греческий флот проходил Эврип, и отправились домой, чтобы помочь спастись горожанам. Как платейцы, так и феспийцы бежали на Пелопоннес.

clip_image022

Карта на которой показано расположение Соломина относительно Афин. Греческий флот располагался на берегах в самой узкой части пролива на восточной (правой) стороне острова. Персы базировались в Фалерской бухте

 

Персидская армия продолжала двигаться на юговосток и вторглась в Аттику. Жители Афин лихорадочно пытались спастись из города. Большая часть женщин и детей была отправлена через Саронический залив в Трезену, расположенную на северовосточной оконечности Пелопоннеса. Некоторые уехали на Эгину, а остальные вместе со всеми здоровыми мужчинами собрались на острове Саламин, который находится в Элевсинском заливе, всего в километре от афинского побережья. Бегство из города было настолько паническим, что много старых и беспомощных людей оказались предоставлены своей участи. В Афинах осталась и кучка фанатиков, которые заперлись в храмах.

Несколько раньше, когда афиняне отправили в Дельфы гонца, дабы тот спросил совета у оракула, полученное прорицание содержало фразу:

...Лишь деревянные стены дает Зевес

Тритогенее. Несокрушимо стоять во спасенье

тебе и потомкам. Щит. по Геродот, История. Кн. 7.141)

Фемистокл истолковал пророчество Пифии в том смысле, что полагаться им следует на деревянные корабли. С этим объяснением согласилось большинство афинян. Несогласные обнесли Акрополь частоколом и укрылись за ним, ожидая прихода персов.

Тем временем спартанцы наконец собрали войско и собрались у Коринфа. Командовал ими второй царь, по имени Клеомброт. Они перекрыли дорогу, что шла вдоль перешейка, а поперек самой узкой его части (там, где теперь находится Коринфский канал) построили заграждение.

Армия персов продолжала двигаться в южном направлении, опустошая страну. Флот следовал вдоль побережья, сжигая на своем пути все приморские поселения. Они заняли Афины и захватили Акрополь, защитники которого оказали захватчикам упорное сопротивление. Затем персы ограбили и сожгли храмы и все другие постройки в древней крепости. Афиняне, укрывшиеся на острове Саламин, должно быть, отчетливо видели столб дыма, говоривший о гибели города. Персидский флот подошел к побережью Аттики и разместился в открытой старой гавани Фалер.

Греческий флот помещался на восточном берегу Саламина. На острове поднялась настоящая буря, когда флотоводцы из различных городов стали спорить о том, что им делать дальше. Те отряды, что прибыли с Пелопоннеса, намеревались оставить Саламин и соединиться с войском, стоявшим в Коринфе. Афиняне же, что вполне понятно, отказались покинуть свои семьи, которые были на острове.

Фемистоклу, хотя ему и противостояли коринфяне, удалось убедить спартанского флотоводца Еврибиада остаться на Саламине. В противном случае, указывал афинянин, единый флот легко распадется, ибо каждый отправится защищать свою собственную землю.


Битва при Саламине

Когда в 1965 году Притчет опубликовал свою вторую статью, посвященную битве при Саламине, он заметил, что, возможно, именно этому сражению из всех, что были в мировой истории, посвящено больше всего публикаций. Описание этой битвы у Геродота занимает целую книгу. Эсхил написал о ней пьесу. Плутарх рассказывает о ней в двух из своих «Жизнеописаний», а Диодор Сицилийский дает подробный отчет об этом сражении.

Среди современных комментаторов самое подробное описание, в которое включено несколько весьма ценных наблюдений, принадлежит перу Н. Г. Л. Хаммонда. Он совершенно прав, когда настаивает на том, что сочинением Эсхила можно пользоваться как историческим источником. Хотя «Персы» являются пьесой и автор позволял себе некоторые «поэтические вольности», Эсхил принимал участие в сражении, и к нему можно относиться как к свидетелю.

Пока Ксеркс усмирял сопротивление в Афинах, оба флота стояли на якоре, ожидая первого шага противника. Главный флот персов был сосредоточен в Фалерской бухте как раз к югу от Афин, а вспомогательные отряды стояли у входа в Саламинский пролив. Позднее Геродот отметит наличие вспомогательных сил персов у Кеоса и Киносуры. Где находился Кеос, сейчас сказать невозможно, но это мог быть один из двух маленьких островков у Липсокутали. Киносура («Собачий хвост») обнаруживается достаточно легко — это длинный узкий полуостров, отходящий на восток от Саламина.

В этом случае стоянки греческого флота должны были располагаться выше по проливу и, возможно, были разделены на три части: одна в бухте Амбелаки, напротив древнего города Саламин, другая в бухте Палукия, а третья в бухте Арапис. Геродот пишет, что всего у греков было 380 кораблей, из которых 89 принадлежало пелопоннесцам (включая 40 коринфских), а 180 пришло из Афин. Среди отрядов поменьше более всего кораблей пришло с Эгины — 30, из Халкиды — 20 и Мегары — тоже 20. Из того, как они построились затем для боя, можно сделать вывод, что афиняне занимали бухту Палукия, пелопоннесцы — северную бухту Арапис, а остальные — южную бухту Амбелаки.

В «Персах» Эсхил уменьшил количество греческих кораблей до 310, но он мог сделать это для пущего эффекта — так же как наверняка сильно преувеличил число персидских судов. «Как велико было число греческих кораблей, что осмелились броситься в бой на бессчетное множество персов?» Ответ на этот вопрос — 310 против 1207. Разумеется, эту цифру не следует принимать всерьез — ведь, согласно Геродоту, столько судов было у персов на начало похода. Так что, даже если с начальным количеством и можно было бы согласиться, оно никак не согласуется с тем, что сотни судов были утрачены у восточного побережья изза штормов. Версия же о том, что флот был затем восстановлен до точно такого же числа благодаря подошедшим подкреплениям, совершенно абсурдна.

О размерах персидского флота можно судить по тому, как персы действовали. Вновь и вновь указывал Геродот на превосходство персидских кораблей и моряков — так что следовало бы сделать вывод о том, что Ксерксу вовсе не нужно было значительно превосходить греков числом для того, чтобы рассчитывать на победу. Почему же он тогда не запер греческий флот в Саламинском проливе половиной всех кораблей и не начал двойную атаку на Пелопоннес — по земле, вдоль перешейка, и с моря, используя другую половину своего флота?

Такой план кажется очень заманчивым: множество афинян, которые окажутся отрезанными на Саламине как с моря, так и с суши, очень скоро начали бы испытывать недостаток продовольствия, и голод принудил бы их сдаться. Ксеркс был не в состоянии воспользоваться этим планом по одной простой причине — у него не было достаточного числа ни кораблей, ни людей. Персидский флот к тому времени скорее всего не превышал 500 судов.

Похоже, персы еще несколько дней выжидали, не оставят ли греки свою позицию. Ксерксу, должно быть, уже стало известно, что греки, как всегда, переругались. История о том, будто это Фемистокл спровоцировал начало сражения, отправив к Ксерксу посланника с сообщением, что греческий флот собирается сбежать, вероятнее всего, неверна. Уже близилась осень, а Ксеркс почти наверняка планировал однолетнюю военную кампанию. После гибели греческого флота ничто не смогло бы помешать его вторжению на Пелопоннес, поэтому в данном случае он решил проявить инициативу.

Персы решили навязать грекам сражение внутри пролива на следующее утро и поэтому начали подготовку к нему заранее: главная часть персидского флота оставила Фалер и стала продвигаться по направлению к предполагаемому месту битвы.

Вскоре после наступления сумерек персы высадили самый большой отряд, какой только могли себе позво­лить, на остров Пситталея, что расположен между Саламином и материком. Островок этот находился прямо в центре планировавшегося сражения, и к нему могло прибить много пострадавших судов. В этом случае персы могли бы добивать греков и оказывать помощь своим. Сейчас многие ученые спорят о том, что за остров назывался Пситталея. Хаммонд утверждает, что это о. Айгиос Георгиос (Святого Георгия) в центре пролива, напротив Перамы. Притчет же утверждает, что так именовался остров Липсокутали, что распо­ло­жен у входа в пролив. Возможно, Хаммонд излишне доверяет свидетельствам древних историков, например, Страбону, который сам мог никогда и не бывать в этих местах. Основываться на их работах кажется делом довольно рискованным. Если бы персы заняли о.Святого Георгия, а он расположен точно напротив стоянки греческого флота, всего метрах в четырехстах от берега, греки непременно заметили бы их при первых же лучах солнца, и тогда им было бы почти невозможно удержать эту позицию. Кроме того, остров Липсо­ку­тали контролирует вход в пролив, и для персов было бы очень важно стеречь его, покуда они сами не зашли внутрь. Можно лишь добавить, что обломки кораблей действительно относило затем в южном направлении.

Заняв остров, персы отправили египтян, которые составляли западное крыло их флота, занять западный конец Саламинского пролива. Затем, в полночь, весь остальной персидский флот, включая корабли, стоявшие у Киносуры и Кеоса, передвинулся ко входу в пролив и занял пространство от Саламина до Мунихия. Весть о том, что персы заняли вход в пролив, дошла в греческий стан ночью. Ее принес Аристид, афинский изгнанник, который ухитрился миновать персидские корабли, пробираясь с Эгины для того, чтобы в час опасности сразиться за родной город. Наблюдатели на Саламине, должно быть, тоже кое о чем догадывались. Теперь греки знали, что им точно придется принять бой. Это было и к лучшему, поскольку в узком пространстве пролива финикийцы не смогли бы в полной мере воспользоваться своим замечательным мореходным искусством.

Перед рассветом греки спустили свои триеры на воду, взошли на корабли, подготовили весла и принялись ожидать сигнала. Прозвучала труба, а затем тишину нарушили звуки флейты. Под четкий ритм боевой песни греки взялись за весла, и корабли заскользили к проливу.

Ксеркс расположился на горе Эгалеос, господствующей над проливом. Там он повелел установить для себя трон, с которого наблюдал за ходом битвы.

Персидские моряки также взялись за весла и подтянулись навстречу грекам. Когда оба флота начали сближаться, греческие корабли, находившиеся в центре, стали табанить, так что линия, в которую они были выстроены, прогнулась.

clip_image024

Место решающего сражения при Саламине. Длинный мыс в центре — Киносура. Справа находится место, где был расположен древний город Саламин. Слева можно отчетливо видеть часть острова Липсокутали.

Увидев это, персы решили, что греки собираются обратиться в бегство, поэтому они, разразившись громким кличем, перестроили свои суда клином. Греки, однако, продолжали табанить. Плутарх писал, что они, казалось, ожидали чего-то, что должно было обязательно случиться. Внезапно во всем проливе началось волнение, и персидские корабли накренились. Волна накатилась на суда сзади, и некоторые из них, изменив курс, вышли из линии, обратившись бортом к греческим триерам. Греческие моряки вскричали: «Вперед, о сыны Эллады! Освободите родную землю, освободите своих жен и детей, освободите храмы богов, которым поклонялись ваши отцы, освободите могилы своих предков. Сейчас вы сражаетесь за них всех!» С этими словами они бросились в бой; обитые бронзой тараны их триер, вспенивая воду, ломали весла и впивались в борта персидских кораблей.

Довольно трудно понять Геродотово описание боевого построения: «Против афинян стояли финикияне (они образовали западное крыло у Элевсина), а против лакедемонян — ионяне, которые находились на восточном крыле против Пирея». Термины «восточное» и «западное крыло» можно использовать, только если описывать положение персидского флота до того, как он вошел в пролив, а затем продолжить пользоваться ими, применяя к ионийскому и финикийскому флотам. (Интересно отметить, что в применении к греческому флоту Геродот эти термины не использует.) Если подобное предположение верно, то говорить, что западное крыло находилось у Элевсина, по меньшей мере немного странно. Как бы то ни было, невозможно исполь­зовать термины «восток» и «запад», когда флот выстроен в линию с севера на юг и движется точно на восток.

Корабли с Эгины почти наверняка стояли в бухте Амбелаки, так как это единственное место, откуда они могли бы предпринять атаку с фланга на отступающих персов. Именно эгинцы пришли на выручку попавшему в беду кораблю афинян. Из всего этого можно сделать вывод, что афиняне стояли рядом с эгинцами — т.е. в центре справа; в таком случае пелопоннесцы составляли левое крыло.

Все согласны с тем, что уровень воды в море рядом с Афинами существенно поднялся по сравнению с античными временами. Притчет приводит множество примеров мест, находившихся тогда над уровнем моря, но сейчас затопленных. Так, например, было открыто несколько античных каменоломен, которые сейчас находятся на глубине от двух до трех метров. Также были обнаружены корабельные навесы на Зее и древнее святилище у деревни Айгиос Космас — они тоже находятся ниже уровня моря.

В 350 м от побережья Аттики, напротив Перамы, есть небольшой риф. В античные времена он, вероятно, был островом. Между островком и материком находился мелководный пролив, недостаточно глубокий для триер. Подобное место должно было стать идеальной базовой точкой для северного крыла греков: там они были защищены от внезапной атаки персидской пехоты с материка и их нельзя было обойти с фланга. Последнее было особенно важно из-за численного перевеса со стороны персов. Именно поэтому 40 коринфских кораблей стерегли западный вход в пролив, не позволяя прорваться туда египтянам.

clip_image026

Битва при Соломине. Греки отступоют в центре, заманивая персидский флот все глубже в узкий пролив — туда, где был бы бесполезен огромный мореходный опыт финикийцев.

Вряд ли можно верить утверждению Геродота, наверняка заимствованному из какого-нибудь пристрастного афинского источника, будто бы коринфяне сбежали еще до начала сражения.

Вряд ли правы те, кто помещает место сражения дальше по проливу, непосредственно перед островом Айгиос Георгиос — в месте, где правому крылу греческого флота не на что было бы опереться. Такое расположение позволило бы персам легко прорваться через правый фланг. Греческий флот был, вероятно, выстроен перед местом своей стоянки, при этом 49 пелопоннесских кораблей формировали его левое крыло и опирались на островок. Не слишком разумным выглядит и предположение, что число в 310 кораблей, составлявших греческий флот согласно Эсхилу, появилось в результате того, что от 380 триер, упомянутых у Геродота, отняли 70 судов, якобы составлявших отряд коринфян — тот, что ушел еще до сражения. Тогда бы у пелопоннесцев, составлявших левое крыло греческого флота, осталось бы только 19 кораблей.

Сто восемьдесят афинских кораблей разместились в центре, упираясь справа в мыс Каматеро, а остальные 111 судов (включая 30 эгинских триер) заняли вход в бухту Амбелаки. Расстояние от Каматеро до островка составляет примерно один километр пятьдесят метров. Если считать, что каждая триера занимала примерно 20 м, корабли, должно быть, выстроились в четыре или пять рядов.

Согласно Эсхилу, войдя в пролив, персы сначала услышали, как греки поют свою боевую песнь, и только затем увидели их корабли. На этом месте из трагедии основано мнение о том, что греческий флот размещался в проливе севернее Каматеро. Тогда гора Эгалеос закрывала бы его от глаз персов. Хотя и Берн, и Хаммонд отмечают это, никто не может точно доказать, что греки стояли именно там. Оба исследователя говорят, что флот опирался на мыс Каматеро, который находился в полной видимости персов. Если же полностью следовать Эсхилу, то само сражение должно было бы происходить где-нибудь между бухтой Арапис и мысом Филатури. Самым правдоподобным объяснением все-таки является наличие легкой дымки над морем, помешавшей персам увидеть греков сразу. А может быть, было еще слишком темно. С другой стороны, они могли услышать греческую песню еще до входа в пролив. Несколько позже Геродот упоминает о том, что тогда дул западный ветер, который отнес обломки кораблей дальше по побережью. Этот же ветер мог унести звук песни на расстояние от трех до четырех километров — и как раз донести ее до персидского флота.

Сражение продолжилось. Узкий пролив не давал возможности свободно маневрировать, поэтому бой шел «корабль на корабль». Грекам удалось сохранить боевой строй, но для персов это было просто невозможно. Персидские корабли столпились в центре пролива, взятые в клещи выдвинувшимися флангами греков. Персы попытались развернуться, не протаранив при этом друг друга, но это было безнадежно. Греки же легко находили себе жертвы среди кораблей, чуть отдалившихся от основного ядра.

clip_image028

Когда персидский флот вошел в пролив, то финикийские корабли двигались колонной к востоку от Липсокутали (ближайшего к Пирею острова), а ионийцы прошли с запада от маленького островка. Они, должно быть, стали выстраиваться в линию, уже находясь в проливе. Пелопоннесцы встали напротив финикийцев, а афиняне — напротив ионийцев. Остальные корабли (их было около ста десяти)ожидали в бухте Амбелаки. Затем они вышли оттуда и атаковали отступающих персов.

Персидские моряки знали, что на них смотрит сам царь, и сражались храбро. Они осыпали дротиками палубы греческих триер, а затем старались их протаранить. Ионийский корабль из Самофракии отошел от остальных персидских судов и пробил борт афинской триеры, однако не успел он освободиться и отойти от тонущего судна, как триера из Эгины обогнула мыс и захватила ионийцев врасплох. Покуда их собственный корабль шел на дно, отряд метателей дротиков сумел выбить греческих моряков с палубы триеры. Ее захватили, к большому удовольствию Ксеркса.

Несмотря на эти отдельные успехи, зажатый в проливе персидский флот находился в отчаянном положении. Его потрепанные корабли попытались оторваться от противника, но стоило им выйти из пролива, как их атаковал с фланга эгинский отряд, поджидавший в бухте Амбелаки. Афиняне, преследовавшие отступающих персов, также сеяли опустошение среди их кораблей.

Торжествующие греки не проявляли особой жалости к оказавшимся за бортом вражеским морякам: подобрав весла или любое подвернувшееся под руку оружие, они забивали до смерти или топили беспомощно барахтавшихся в воде врагов.

Тем временем Аристид, тот самый афинский изгнанник, набрал из смотревших на сражение с берега гоплитов большой отряд и захватил остров Пситталея, перебив находившийся там персидский гарнизон. Так была уничтожена последняя доступная поврежденным кораблям персов стоянка. Те из разбитых судов, которые не прибило к берегу острова, отнесло дальше по побережью — к мысу Колиада, примерно в четырех километрах от Фалера.

Хотя персидский флот не был еще окончательно разбит и по количеству кораблей пока что превосходил греческий, Ксеркс осознал, что с надеждами на быструю победу можно проститься. Он поручил командование большей частью своей армии (примерно 150 тысяч человек) Мардонию и вернулся в Азию. Мардоний же удалился зимовать в Фессалию, и южная Греция могла на несколько месяцев вздохнуть спокойно.

Ксеркс опасался, что после поражения при Саламине воодушевленные ионийцы могут вновь поднять восстание, поэтому он отправил свой флот к Киме, а следующей весной перевел его на Самос.


Спартанцы начинают действовать

Следующей весной Аристид и еще один изгнанник, Ксантипп, были избраны начальниками афинского войска.

Теперь Мардоний действовал дипломатическим путем. Он попытался развалить союз Афин с пелопоннесцами, предлагая городу очень заманчивые условия. Однако Афины не забыли былых обид. Обычно они, как и любой другой греческий полис, ничуть не стеснялись предательства, если это было в их интересах, но в данном случае все предложения персов были твердо отклонены. Афины, однако, воспользовались этими предложениями для того, чтобы попытаться (правда, безуспешно) вынудить спартанцев оказать им помощь.

Настало лето, и Мардоний отправился на юг. Он подождал, пока не начал созревать урожай, и вновь двинулся на Афины и занял город, не встретив никакого сопротивления. И вновь Спарта отказалась прийти на помощь своему союзнику. При Саламине Афины поставили на карту все — и спасли Спарту. Они отказались предать интересы всей Греции. Но это мало что значило для спартанцев. Греков объединил только общий враг извне, а отнюдь не взаимная любовь. Вся борьба Греции с Персией, начиная с Марафона, являла собой картину дурной стратегии, грубых ошибок и эгоизма, слегка скрашенную героизмом. Удиви­тельно, как им вообще удавалось одерживать победы. У персов, напротив, была прекрасная стратегия, они действовали энергично и довольнотаки храбро, но им катастрофически не везло. В конце кампании они пол­ностью обошли греков, а затем допустили одинединственный просчет, в результате которого проиграли войну.

Когда Афины опять оказались захваченными, жители города вновь перебрались на Саламин. Мардоний еще раз попытался договориться с теми, кто был на острове. Афиняне отправили посольство в Спарту, чтобы убедить лакедемонян оказать им помощь, но в Спарте снова, как это уже было при Марафоне и Фермопилах, был религиозный праздник, и спартанцы отказались прийти. Одновременно они лихорадочно увеличивали высоту стены, перегораживавшей перешеек, ясно давая понять всем, где начинается земля, за которую они будут сражаться. День за днем спартанцы выжидали, откладывая решение. Так продолжалось десять дней, покуда афиняне не пригрозили, что согласятся на предложения Мардония. Согласно им афинский флот должен был перейти под командование персов, а это ставило под удар весь Пелопоннес и делало бессмысленными укрепления на перешейке. Только тогда Спарта решилась вступить в войну.

Но, раз приняв решение, спартанцы начали действовать очень энергично. Командование объединенными греческими силами приняли Павсаний, сын царя Клеомброта (сын Леонида, Плистарх, был еще ребенком), и Еврианакт, сын Дориея, которого Клеомброт желал видеть вторым царем. Пять тысяч спартанцев, примерно две трети всей спартанской армии, а также тридцать пять тысяч илотов немедленно выступили на север. По пути к ним присоединились семнадцать тысяч гоплитов из северовосточного Пелопоннеса. Мардоний немедленно оставил Афины, предварительно разрушив все, что еще оставалось от города. Огню был предан также и Элевсин. Мардоний отошел в Беотию, где местность была значительно более открытой и удобной для действий его конницы.

Когда Мардоний начал двигаться на север, он услышал, что передовой отряд спартанцев, в котором была тысяча воинов, уже дошел до Мегары, расположенной всего в 45 километрах от Афин. Он немедленно повернул и, отправив вперед конницу, нанес молниеносный удар по Мегаре. Город, однако, Мардонию взять не удалось, а когда он узнал, что на перешейке собирается греческая армия, то отозвал свои войска и ушел в Беотию. Мардоний миновал с востока гору Парнас, переправился через реку Асоп (это другой Асоп, не тот, что в Фермопилах) и прошел по ее северному берегу через Танагру в Скол, который находился на фиванской земле. Там он построил укрепленный лагерь, о котором Геродот пишет, что он представлял собой квадрат примерно в 10 стадий (около 1800 кв. метров), а это только в пять раз больше римского лагеря, описанного Полибием. Такой лагерь вмещал 20 тысяч пехотинцев и 2,5 тысячи всадников. Если исходить из этого, то армия Мардония вряд ли была больше 120 тысяч человек, включая конницу.

Геродот пишет, что войско персов разместилось вдоль реки, начиная от Эрифр, мимо Гисий, вплоть до Платейской области. К сожалению, сейчас достаточно точно известно только то место, где находилась Платея; места под названием Скол, Гисии и Эрифры так и остались неопределенными.

Притчет в течение нескольких лет тщательно исследовал поле битвы при Платее. Он исходил десятки миль по окрестным полям и холмам в поисках древних поселений. Метод, которым он пользовался, называется «шердинг» (от английского слова «$пеп1», которое означает «кусочек, фрагмент») и состоит в исследовании земли — лучше всего непосредственно после того, как ее вспахали. Предметом поиска являются фрагменты черепицы и кусочки древней керамики. На том месте, где их попадается больше всего, и при этом на большой, территории, можно предполагать наличие древнего города или деревни. Притчет опубликовал результаты исследования своих находок в двух статьях. Первая появилась в «Американском археологическом журнале» в 1957 г. Вторая, в которой он пересмотрел некоторые свои взгляды, появилась в книге, озаглавленной «Исследования по топографии Древней Греции», опубликованной восемью годами позже. При помощи описанного выше метода ему удалось обнаружить три поселения к западу от Платеи. Два из них находились на северном склоне горы Пастра, которая, вместе с горой Киферон, ограничивает место сражения с юга. Еще одно поселение находилось у реки Асоп. Опираясь на античные источники, можно определить, что два поселения на склоне горы Пастра были Гисии (примерно в полутора километрах от современной Эритре) и античные Эрифры (примерно в километре к западу от современной Дафны).

Третье поселение, на Асопе, нашли, когда искали именно Скол. Павсаний сообщает, что он располагался примерно в 40 стадиях (восемь километров) вниз по реке от места, где Асоп пересекает дорога из Платеи в Фивы. Притчет обнаружил явные следы античного поселения ровно в 40 стадиях вниз по Асопу от обозначенного места. Несколько позже Берн предположил, что Скол находился на южном берегу реки, но в целом он согласился с тем, что все три города были расположены именно в тех местах, которые указал Притчет. Остатки поселений, которые обнаружил Притчет, находились в местности, обозначенной на картах генерального штаба времен последней войны как Палиомилы. Отсутствие в Греции достаточно точных карт делает изучение топографии этой страны особенно сложным.

Итак, армия персов разместилась вдоль северного берега реки Асоп. Она растянулась почти что на 12 км, начинаясь от места, расположенного напротив Эрифр, и заканчиваясь гдето напротив Платеи. Лагерь персов был, вероятно, на высоком месте, над Сколом, — там они могли контролировать главную дорогу, ведущую из Афин в Фивы и, кроме того, охранять Асопский мост. Сам Асоп в той местности не представляет собой ничего серьезного — маленькая речушка, через которую легко переправиться.

Тем временем пелопоннесская армия прошла по перешейку в Элевсин, где соединилась с перебравшимися с Саламина афинянами. Оттуда они направились на север и вслед за персами оказались в Беотии. Греки точно так же миновали гору Парнас, а затем повернули на запад, вдоль южного берега Асопа. Геродот повествует, что греческая армия достигла Эрифр, где узнала о том, где именно устроили свой стан варвары. Затем расположились в боевом порядке у подножия горы. В своей первой статье, посвященной Платее, Притчет приводит подробное исследование путей через горы, ведущих в долину Асопа. Он сделал вывод, что таких путей было только два. Один проходил примерно там же, где современная дорога из Афин в Фивы, и будет именоваться далее дорогой через Гифтокастро. Другой же путь, который обнаружил Хаммонд, проходит через чуть более высокий перевал примерно в двух километрах западнее первого. Должно быть, это была дорога в Мегару, поэтому давайте ее так и будем называть. В другой своей статье Притчет отбросил версию о первой дороге, утверждая, что только путь на Мегару являлся проезжим. Из этого я могу сделать вывод, что он имел в виду дорогу, годную для грузовых караванов с колесными повозками, поскольку существо­вание афинской крепости в Гифтокастро, на южной стороне перевала, доказывает, что в IV в. до н.э. этой дорогой пользовались. В 379 г. афинский полководец Хабрий занял оба пути; сам он обосновался на пере­вале Гифтокастро, но спартанцы сумели пройти по дороге через Платею, т.е. по Мегарской дороге Хаммонда.

Если Притчет был прав, определяя местонахождение древних Эрифр непосредственно к западу от Дафн, то тогда греки узнали о расположении персов, что называется, «из первых рук», поскольку оттуда можно увидеть весь персидский строй. На самом деле, их позиции отлично видно отовсюду — со всех предгорий по дороге на Платею, двенадцатью километрами западнее. Геродот высказывается в том смысле, что именно от Эрифр греки впервые увидели расположение персов, а это исключает возможность того, что они вошли в долину через Мегарский перевал или перевал Гифтокастро, которые находятся в восьмидесяти километрах дальше на запад. Даже если не принимать во внимание то, что говорит Геродот, для греческого войска не было никакого стратегического смысла в том, чтобы передвинуться на восемь или десять километров восточнее вдоль подножия горы и открыть свои пути снабжения для атаки с фланга, особенно когда они затем снова передвинулись еще западнее. Из всего этого вытекает, что греки вошли в долину с востока.

clip_image030

Схема верхней части долины Асопа, если смотреть с севера на юг. Греки, вероятно, вошли в долину с востока (слева), и впервые увидели стан персов, когда подходили к Эрифрам. Здесь персы впервые атаковали их.

Мардоний умело выбрал место, на котором он хотел дать сражение. Его собственные пути снабжения находились у него за спиной, в то время как у греков между войском и источником пополнения провианта оказалась горная цепь. Припасы эти должны были идти с Пелопоннеса, поскольку Аттику опустошали на протяжении предыдущих двух лет. При помощи своей конницы Мардоний мог отсечь греков от их источников снабжения.

Когда Мардоний увидел, что греки хотят обосноваться на возвышенности и не собираются спускаться на равнину, он двинул вперед конницу Масистия. Всадники переправились через реку и отдельными отрядами двинулись наверх, осыпая гоплитов стрелами.

Греческая армия, которая, согласно Геродоту, состояла из тридцати восьми тысяч семисот гоплитов и семи­де­сяти тысяч легковооруженных воинов, расположилась в боевом порядке вдоль предгорий, спиной к утесам. Если предположить, что гоплиты стояли в рядах по восемь человек, то одни они должны были растя­нуться пример­но на пять километров. Легковооруженные отряды скорее всего разместили на флангах и в тех местах, где на равнину выдавались различные уступы. Наиболее вероятное место для правого крыла войска, состояв­шего из спартанцев, находилось в двух километрах к западу от нынешней Дафны, где тридцать пять тысяч илотов могли прикрыть подходы с востока. Остальные гоплиты, должно быть, растянулись, минуя антич­ные Эрифры, до длинного гребня горы, который выдается на равнину в двух с половиной километрах к западу от Дафны. Размещение на этом гребне большого отряда легковооруженных воинов давало хорошее при­кры­тие левому крылу греческой армии. Хотя наличие на уступах горы легковооруженных отрядов дейст­ви­тельно хорошо могло прикрыть гоплитов, к западу от античных Эрифр находилась одна очень слабая точка — там, где местность была открытая. Стоявшие там три тысячи мегарских гоплитов сильно пострадали от конницы Масистия. Мегарцы послали к эллинским военачальникам вестника с просьбой о помощи. Идти вызва­лись триста афинских гоплитов, которые, взяв с собой лучников для прикрытия, согласились занять пози­цию перед мегарцами и остановить конные атаки персов. Вновь и вновь отдельные отряды персидской конни­цы обрушивались на три сотни афинян, осыпая их стрелами. Атаку возглавил сам Масистий — в пурпур­ном одеянии, верхом на богато украшенном нисейском коне с золотой уздечкой. В гуще сражения случай­ная стрела поразила коня в бок; животное взвилось от боли на дыбы и сбросило военачальника пер­сов. Афиняне добрались до него прежде, чем Масистий смог подняться на ноги. Покуда одни из них ловили коня, другие тщетно пытались прикончить Масистия копьями — покуда не обнаружили, что под пурпурной туни­кой он носил позолоченный чешуйчатый доспех. Когда они это поняли, один из афинян поразил его в глаз.

Персидские всадники не сразу поняли, что случилось. Когда они увидели, что афиняне, по своему обыкновению, столпились вокруг трупа, потому что каждому хотелось посмотреть на него, персы повернули и обрушились на них все вместе, дабы отбить тело. Афиняне закричали, чтобы мегарцы спустились и помогли им. Над телом завязалась жестокая битва, и афинян почти что оттеснили от их добычи. Затем начали подходить отряды из основных сил греческой армии, и персы потеряли много всадников. Их оттеснили примерно на 400 метров, где всадники и остановились. Затем, увидев, что ничего сделать нельзя, они возвратились в лагерь, чтобы доложить о случившемся Мардонию. Потеря пользовавшегося любовью и уважением начальника конницы вызвала глубокую печаль в стане персов.

В греческом же лагере, напротив, царила радость. Они положили тело Масистия на повозку и возили его между рядами воинов так, чтобы все могли его увидеть. Многие гоплиты нарушали строй и пробирались вперед, чтобы с трепетом поглазеть на тело.

Греческие военачальники решили воспользоваться сумятицей, возникшей в персидском лагере, и переменить позицию. Они спустились к Платее, на равнину, расположенную двенадцатью километрами дальше на запад. Геродот говорит, что местность эта была во всех отношениях удобнее, особенно изза обилия питьевой воды — там находился источник Гаргафия. На прежнем месте воды не хватало, так как наверху были только маленькие ручейки, а брать воду из Асопа не позволяли персидские лучники. Один очень важный фактор Геродот не упомянул: на прежнее место припасы подвозились либо по дороге вокруг восточного склона горы Парнас, либо по очень опасному пути между горой Парнас и горой Пастра. Переместившись к Платее, греки приобрели возможность получать припасы непосредственно с Пелопоннеса, через Мегарский перевал.

Место, где находился источник Гаргафия, точно не установлено, но принято считать, что это один из источников, что располагались к югу от холма Айгиос Иоаннис (Святого Иоанна), примерно в трех километрах на северосеверовосток от современной Эритре. Притчет утверждает, что это источник Ретси, поскольку он там самый обильный. Айгиос Иоаннис — один из нескольких невысоких холмов, расположенных на северном конце более высокой плоской гряды примерно в три километра шириной, что тянется к Асопу между горами Киферон и Пастра. Эта гряда называется Асопской.

Греки собрали свое снаряжение и спустились мимо Гисий на платейскую землю, где они и расположились, «близ источника Гаргафии и святилища героя Андрократа, по невысоким холмам и на равнине, выстроившись по народам».

К сожалению, о том, где именно находилось святилище героя Андрократа, можно только догадываться. Ксенофонт упоминает, что оно было на правой (восточной) стороне дороги из Платеи в Фивы, а значит, также располагалось поблизости от холма Святого Иоанна или, может быть, на самом холме. Разные религии имеют привычку строить свои святилища на одном и том же месте, и немало православных часовен стоит на развалинах языческих храмов.

«По невысоким холмам и на равнине» — это описание довольно хорошо подходит к линии войска, вытянувшейся примерно на шесть километров через несколько холмов Асопской гряды, че рез равнину, расположенную напротив Платеи и упиравшуюся левым крылом в холм Пирг. Спартанцы, возглавившие правое крыло, стали на Асопской гряде и охраняли источник. Никто не осмелился оспаривать их право занять самое почетное место, а вот по поводу второго по чести места, левого крыла, разгорелся самый горячий спор, в подлинно гре ческом духе. Спорили тегейцы, которые всегда занимали эту позицию в спартанской армии, и афиняне. Ясно, что победили афиняне. Это событие помогает нам увидеть античных греков с очень интересной стороны — даже перед лицом грозного врага, когда сама жизнь их была поставлена на карту, греки готовы были препираться по поводу чести.

В окончательном виде греческие позиции выглядели так: на правом крыле стояли пять тысяч спартанцев и пять тысяч других лакедемонян под предводительством Павсания. Он же был главным военачальником. Полторы тысячи тегейцев встали рядом с лакедемонянами, слева. Левое крыло занимали афиняне, которыми командовал Аристид; рядом с ними встали верные союзники афинян, платейцы, выставившие 600 гоплитов. Между двумя крыльями разместили остальных — пелопоннесцев справа, рядом со спартанцами, а остальных рядом с афинянами. Самый большой из этих отрядов выставил Коринф — пять тысяч человек; самые малочисленные — по 200 воинов каждый — были из Лепрея, что в Трифилии, и из Пала, расположенного на острове Кефалления. Микены и Тиринф, столь знаменитые в эпоху бронзы, смогли дать вместе только 400 человек. Тридцать пять тысяч илотов прикрывали спартанцев справа; остальные тридцать четыре с поло­виной тысячи легковооруженных воинов, вероятно, разместились на другом крыле. Их задачей было сдер­жи­вать персидскую конницу на флангах, которые являлись уязвимым местом армии, состоявшей из гоплитов.

Когда персы закончили оплакивать Масистия, они также передвинулись по реке, покуда не оказались напротив нового расположения греческого войска. Мардоний разместил своих воинов вдоль северного берега. Свои отборные персидские отряды он поставил напротив лакедемонян, причем те, что послабее, оказа­лись напротив тегейцев. Спартанцы, вероятнее всего, построились по четыре в ряд; так же могли посту­пить тегейцы и остальные лакедемоняне. Более глубокое боевое построение против легковооруженных отря­дов не требовалось, а чем длиннее боевая линия, тем труднее обойти ее с флангов. Если посчитать, что на каждого воина приходится чуть менее метра, то 13 тысяч гоплитов заняли примерно три километра. Рядом с персами Мардоний разместил мидян. Они стали напротив отрядов из Коринфа, Потидеи, Орхомена и Сики­она, которые вместе составляли 8900 гоплитов. Не настолько уверенные в себе, как спартанцы, они скорее всего построились по восемь рядов, а это означает, что мидяне заняли чуть больше километра. Таким же обра­зом бактрийцы противостояли отрядам из Эпидавра, Трезена, Лепреона, Микен, Тиринфа и Флиунта, состо­явшим из трех тысяч четырехсот человек и занявшим примерно 400 метров. За бактрийцами Мардоний помес­тил индийцев, которые стали напротив отрядов из Гермионы, Эретрии, Стары и Халкиды — тысяча триста гоплитов и сто пятьдесят метров соответственно. Следующими персидский полководец повелел стать своим последним азиатским отрядам — скифам. Им предстояло сражаться с двумя тысячами гоплитов из Ампра­кии, Левкаса, Анактории, Пала и Эгины. Эта часть линии составляла немногим более двухсот метров. Напро­тив 11 600 мегарцев, платейцев и афинян, которые заняли примерно один километр и двести метров, Мардо­ний выставил своих союзников с севера Греции — беотийцев, локров, малийцев, фессалийцев и маке­донцев, к которым добавилась тысяча фокийцев — из тех городов, что сдались персам. Геродот добавляет к этому небольшие отряды из Фригии, Фракии, Мисии, Пеонии, Эфиопии и Египта. Так что, не считая кон­ницы и легковооруженных отрядов, вся боевая линия должна была составить примерно шесть километров. Кон­ница была выстроена отдельно, почти наверняка на флангах, напротив легковооруженных греческих воинов. Разместив войско, оба противника стали приносить жертвы, надеясь на благоприятный ответ от богов.


Решающая битва

Восемь дней стояли две армии, уставившись друг на друга через долину и ожидая, пока жрецы получат благоприятное для начала сражения знамение. Это ожидание было больше на пользу грекам, чем персам, потому что теперь припасы и подкрепления щедро текли в станы греков через Мегарский проход. Этот перевал, который греки именовали Тре Кефале, Три Вершины, можно отождествить с Мегарским перевалом, который идет между тремя пиками — Ловкисфи, Фихфи и Карумсала, что находятся на восточной стороне горы Киферон. По нимто он и получил свое название.

На восьмой день Мардоний отправил часть своей конницы на вылазку. Они обошли правое крыло греческой армии и заняли подходы к перевалу. При этом им удалось захватить 500 вьючных животных и несколько повозок вместе с возницами. Пути снабжения греков оказались перерезанными. Почему они не поставили сильный отряд у входа на тропу, остается вне всякого понимания, но подобная небрежность вообще была в духе греческих полисов.

Еще три дня ни одна из армий не сдвинулась с места, хотя персидская конница постоянно не давала грекам покоя. На рассвете одиннадцатого дня с того времени, как они переместились на новые позиции, спартанцы и афиняне по какойто непостижимой причине решили поменяться местами. Причина, которую приводит Геродот — что спартанцы испугались ставших напротив них персов, — настолько очевидно является афинской выдумкой, что на нее не стоит обращать внимания. Истинным поводом для этой перемены могло быть как раз обратное: правое крыло, размещенное на холмах напротив современной Эритре, было значительно более сильной позицией, и афиняне, находившиеся на левом крыле и постоянно подвергавшиеся атакам персидской конницы, вероятно, сочли ее значительно более удобной. Так что спартанцы вполне могли предложить им поменяться местами.

В ответ Мардоний точно так же передвинул свои сильнейшие персидские отряды. Изза этого ситуация у холма Пирг на левом крыле существенно ухудшилась.

Спартанцам пришлось вернуться на прежнее место и «увести» за собой персов. Другой возможной причиной для перемены позиции могла стать задуманная спартанцами внезапная атака на греческих союзников персов — чтобы разбить их до начала основного сражения. Впрочем, такое предположение маловероятно, ибо спартанцы не были склонны к блестящим тактическим маневрам. Больше всего похоже, что весь этот эпизод — неправда, и в любом случае к концу дня все снова оказались на своих прежних местах. Теперь Мардоний приказал всей коннице переправиться через реку и атаковать. Персидские всадники приблизились к греческим рядам и начали осыпать их стрелами, в то время как часть персов пробила себе путь вверх по Асопской гряде и загрязнила источник Гаргафия — спартанцы, как всегда, не потрудились выставить там охрану. Положение греков резко ухудшилось, так как они не могли брать воду из узкого Асопа изза персидских лучников на противоположном берегу и вдобавок оказались отрезаны от своих путей снабжения. Мардоний полностью превзошел их в военном искусстве.

Собравшиеся на военный совет греческие военачальники решили, что единственное, что они могут сделать, — это отступить к подножию холмов, где они могли бы вновь наладить и прикрывать свои пути снабжения припасами. Там же, в месте, именуемом «Остров», в изобилии была питьевая вода.

Место, где находился этот «Остров», определить практически невозможно. Геродот говорит, что он был в десяти стадиях от Асопа и источника Гаргафия, перед Платеей, и представлял собой остров, образованный рекой Оероя там, где она разделяется на два рукава, а затем вновь соединяется тремя стадиями ниже. Там у греков было бы вдоволь питьевой воды и им не могли бы более вредить персидские всадники. Сегодня подобного места не существует, и на всем поле сражения нет вообще ничего похожего. В той местности есть еще только один обильный источник воды, который расположен сразу к западу от церкви св. Анны в двух километрах западнее современной Эритре, — источник Вергутиани. Перед ним есть слегка возвышающаяся земляная гряда, которая идет мимо Платеи, по восточной стороне. Это место с обеих сторон омывается притоками Оерои, которые в античные времена могли быть значительно более полноводными. Той воды, что имеется там летом, в наше время совершенно точно не хватило бы, чтобы напоить стотысячную армию.

Отступать решили сразу после наступления темноты. Известно, что в тех местах было три дороги, ведущие на север от подножия горы Киферон по направлению к Фивам. Одна из них, та, что начиналась от перевала Гифтокастро, примерно соответствует современному шоссе Афины — Фивы, за исключением того, что она вела на север более прямо. Шоссе же зигзагами спускается вниз с холмов и проходит через Эритре. Второй путь пересекал перевал Три Вершины, а затем раздваивался. Одна из образовавшихся дорог вела от развилки в Платею, а другая шла на север через Асопскую гряду. К западу от холма Айгиос Иоаннис к ней присоединяется третья дорога, начинающаяся в Платее. Она затем пересекает реку и ведет в Фивы. План перемещения войска был, вероятно, таков: афиняне и все левое крыло должны были воспользоваться платейской дорогой, центр — путем через Три Вершины, а спартанцам на правом крыле следовало воспользоваться дорогой на Гифтокастро. План этот был вполне типичным для греков — то есть неудачным.

Когда над центральной частью армии греков, той, что стояла на открытом месте и сильно пострадала от персидской конницы, сгустились сумерки, она начала поспешно отступать. То ли нарочно, то ли по ошибке они свернули не на той развилке и оказались в Платее. Греки остановились у храма Геры, расположенного за городскими стенами, и устроили там лагерь.

clip_image032

Схема отхода греческого войска от Асопской гряды. Лакедемоняне стояли на правом крыле, афиняне заняли левое, а остальные греки — центр. Было, вероятно, задумано, что афиняне будут отходить по дороге на Платею, спартанцы — по дороге на Гисии, а те греки, что стояли в центре, — через проход Три Вершины. Центр начал отступать первым, и в темноте войско свернуло не на ту дорогу, оказавшись в итоге у Платеи. Когда рассвело, афиняне, все ночь прождавшие спартанцев, несмотря на то что стояли дальше всех, попытались заполнить пространство между спартанцами и остальными греками у Платеи.

Когда вестник подъехал к спартанцам, спор был в самом разгаре. Павсаний и Еврианакт пытались уговорить Амомфарета, а когда ничего не вышло, стали просто кричать на него. Амомфарет же утверждал, что с ним должны были посоветоваться перед тем, как принимать решение.

Геродот пишет, что Амомфарет командовал отрядом питанетов, но не объясняет, что это такое. Фукидид также не уточняет этого, но настаивает, что такого отряда нет и никогда не было. Единственный вывод, какой мы можем сделать, — Амомфарет командовал неким особым отрядом и в обычных условиях присутствовал бы на нормальном спартанском военном совете, подобно старшему из всех центурионов легиона в римской армии («рптш рйш»). Вероятнее всего, ему не разрешили присутствовать на совете, ограниченном лишь стратегами многочисленных греческих отрядов. В противном случае в нем захотели бы принять участие начальники всех отрядов и превратили бы собрание в сущий хаос. Когда на совете проводилось голосование, то участники кидали камешки в два находившихся там сосуда — «за» или «против». Теперь Амомфарет поднял обеими руками большой камень и бросил его к ногам Павсания. «Этим камнем, — заявил он, — я голосую за то, чтобы не убегать от чужеземцев».

Павсаний закричал на него в ответ, именуя «исступленным безумцем». Вестнику же афинян, который спросил его, что им следует делать, Павсаний ответил, что просит их держаться поближе и следовать всем маневрам спартанцев. Наступил рассвет, но спор все продолжался, Павсаний наконец сделал то, что ему давно следовало бы сделать — начал отступление. Впереди шли спартанцы, а тегейцы замыкали ряды. Отряды отступали по дороге на Гифтокастро, которая идет по пересеченной местности между холмами.

Афиняне, напротив, двинулись по равнине по направлению к Платее. Как и следовало ожидать, Амомфарет совершенно не верил в то, что его могут бросить. Поэтому, когда он и вправду оказался со своим отрядом в одиночестве, то приказал всем взять снаряжение и идти вслед за отступающими.

Павсаний, узнав о происшедшем, отдал правому крылу приказ отступать. Однако один из начальников отрядов, лохаг по имени Амомфарет, которого не спросили, когда принимали решение об отступлении, теперь, в подлинно спартанском духе, отказался отступать перед лицом врага. Термин «лохаг» в данном контексте может означать не начальника отряда в сто воинов, который называется «лох», а что-то вроде командира полка (см. стр. 41). Павсаний и другой военачальник, Еврианакт, не знали, как им поступить: они не могли остаться, когда вся остальная армия уходила, но им не хотелось терять Амомфарета и его отряд. Поэтому спартанская армия осталась на месте, покуда военачальники уговаривали Амомфарета уйти. Между тем афиняне на левом крыле поняли, что на правом фланге происходят какие-то неприятности. Они отправили к Павсанию всадника, спрашивая его, что им делать.

clip_image034

Поле битвы при Платее — так, как его видно с северной стороны Асопа, если смотреть на юго-восток. У подножия горы Киферон, справа, можно разглядеть современную Платею. Древняя Платея находилась как раз напротив горы. Совре­менная Эритре — в центре, а за ней — перевал Гифтокастро. Чуть правее — перевал Тре Кефале. С левой стороны можно увидеть Дафну. Такова была первая позиция, которую заняли греки. Гряда, что перед Платеей, — холм Пирг.

Когда наблюдатели из персидского лагеря донесли Мардонию, что в стане противника чтото происходит, вряд ли он сразу поверил своим глазам. И верно, греки оставили свои позиции. Часть греческой армии праздно расположилась у Платеи; афиняне исчезли (на самом деле они скрылись из виду за Асопской грядой); по самой гряде двигались, растянувшись вереницей, спартанцы, которых догонял сзади Амомфарет и его отряд — словом, налицо была картина полного бегства.

Когда спартанцы заметили, что Амомфарет всетаки следует за ними, примерно в двух километрах позади, они остановились, чтобы подождать его. Геродот говорит, что остановка была сделана около ручья Молоента, в местности под названием Аргиопий, поблизости святилища элевсинской Деметры. Оно, должно быть, находилось у холмов, к западу от античных Гизий. В полях у подножия Панданасской гряды — там, где могли располагаться древние Гисии, — Притчет обнаружил вывернутые трактором во время пахоты каменные блоки. Вероятно, что именно там это святилище и было.

Мардоний быстро воспользовался преимуществами сложившейся ситуации. Он выслал вперед конницу, а сам двинулся вслед за ней, ведя всех своих пеших воинов. Мардоний направил персов против спартанцев, потому что понимал — если он опрокинет их, война окончится. Остальные отряды Мардоний отрядил против греков, ставших у Платеи.

Амомфарет отказался бежать и продолжал двигаться с обычной скоростью. Не успел он добраться до основного отряда, как их атаковала персидская конница. Павсаний торопливо расставил своих гоплитов вдоль подножия горы. Даже под непрерывным дождем стрел, которым осыпали их всадники персов, спартанская дисциплина и подготовка помогли им быстро выстроиться в фалангу.

Теперь лакедемоняне не могли сдвинуться с места и отправили к афинянам вестника. Они обращались к ним за помощью и просили, если получится, закрыть брешь в боевой линии, которая образовалась изза отхода центра к Платее. Для того чтобы оказать затребованную помощь, афинянам нужно было совершить ряд маневров. Они двинулись вдоль подножия холмов на восток, по направлению к спартанцам. Тем временем персидские пешие воины вышли из лагеря и перебрались через реку. Поскольку лагерь находился примерно в шести километрах от места, где стояли спартанцы, персы добирались туда не меньше полутора часов, особенно если учесть, что многим пришлось идти прямо по полям.

Постепенно персы начали приближаться, сомкнув свои щиты в единую стену вблизи выстроившихся спартанцев и непрерывно осыпая их градом стрел. Лакедемоняне и тегейцы укрылись за щитами, спасаясь от стрел, и ожидали приказа к выступлению. Павсаний же быстро поднялся на холм и стал торопливо приносить жертвы, так как не осмеливался отдать приказ о наступлении, не имея благоприятного знамения.

Между тем продвижение афинян левого крыла остановилось, так как на них обрушилась вся остальная персидская армия. Павсаний, стоя на холме, обратился взглядом к святилищу Геры, которое располагалось у стен Платеи, шестью километрами западнее, и стал взывать к богине, умоляя ее послать им знамения, но все было безуспешно...

Гоплиты, стоявшие под холмом, начали все чаще падать под персидскими стрелами, и все больше и больше персов подходило к их рядам. В конце концов полторы тысячи тегейцев, которые всегда уступали спартанцам в дисциплине, не выдержали. Они поднялись и с боевым кличем ринулись на врага. Павсаний, который все еще стоял на холме, понял, что действовать нужно быстро. Он сбежал вниз, занял свое место в первой шеренге правого крыла и отдал приказ наступать. Он провозгласил, что знамения были благо­приятными, — несомненно, затем, чтобы избежать обвинения в святотатстве. Геродот этого не отрицает.

Спартанцы поднялись как один и, вскинув копья, дружно обрушились на противника. Когда персы увидели атакующих греков, они отложили свои луки и также взялись за копья. Вначале схватка шла перед укреплением из персидских щитов, но вскоре спартанцы опрокинули его и очутились среди персов, пронзая своими длинными копьями легковооруженных чужеземцев. Персы сражались храбро, они схватывались с греками, брались за длинные копья спартанцев и ломали их. Однако для тяжеловооруженных лакедемонян персы не были серьезным противником. Все больше и больше их падало, и спартанцы взбирались по телам, чтобы добраться до остальных.

Сам Мардоний, на белом коне, был в гуще сражения, возглавляя отряд из тысячи отборных воинов, лучших в персидской армии. Они храбро сражались, и много спартанцев полегло перед ними. Однако ход битвы был неумолим, и спартанские гоплиты постепенно пробивали себе путь сквозь эту тысячу. Вот, наконец, сам Мардоний упал с коня.

Персы не отступали, покуда был жив их военачальник, но когда по рядам с быстротой молнии распространилось известие о том, что Мардоний погиб вместе с большей частью своих телохранителей, армия дрогнула и заколебалась. Вскоре ее ряды нарушились и персы обратились в бегство, бросившись за реку, к своему окруженному деревянными стенами лагерю.

Другие азиаты увидели бегущих персов и также бросили поле битвы. Продолжали сражаться только беотийцы, возможно, из-за вековой вражды с Афинами. Они выказали величайшую храбрость, и все 300 воинов Священного отряда пали в битве. Когда же фиванцы не могли более сопротивляться, то перебрались через реку и бежали в Фивы. Отход персов прикрывала конница, которая все время старалась быть между ними и наступавшими греками. Это на самом деле примечательно, и следует отдать должное их подготовке, дисциплине и решимости, потому что в большинстве древних сражений именно всадники старались сбежать первыми. Однако и это не спасло многих персов, которые пали от рук легковооруженных илотов, двигавшихся впереди наступающей фаланги.

Спартанцы были ближе всех к персидскому лагерю и поэтому оказались у него первыми. Однако взять деревянные укрепления они не смогли, и с приходом афинян битва разгорелась вновь. Персы довольно долго сдерживали натиск греков, но в конце концов стена была разрушена. Первыми за ограду ворвались тегейцы, и они же разграбили шатер Мардония. Персы не оказывали грекам большого сопротивления с тех пор, как те сумели прорваться за стену, и падали под ударами жаждущих мщения эллинов. Число погибших, точно так же, как до этого численность персидской армии, сильно преувеличено. Геродот писал, что из всех, кто бежал в лагерь, выжили только три тысячи. Еще он говорил о сорокатысячном отряде под начальством Артабаза, который сумел уйти еще с поля битвы. У греков потери были незначительные. У спартанцев они составили девяносто одного воина, у тегейцев — семнадцать и у афинян — пятьдесят два. Этим цифрам верить, наверное, можно, так как большинство потерь случается во время бегства.

Таковы бьии результаты битвы при Платее. Спартанцы сумели отомстить за смерть Леонида и проявили себя, возможно, самыми замечательными воинами в истории. Персия не пыталась более вторгнуться в Грецию, а спустя сто пятьдесят лет Александр Македонский сам захватил ее.


Афины против Спарты

После разгрома персов как Афины, так и Спарта смогли вернуться к своим державным планам, столь резко прерванным вторжением. Хотя оба полиса проводили антиперсидскую политику и открыто поддерживали любую направленную против персов деятельность во всем восточном Средиземноморье, не потребовалось много времени, чтобы они снова вцепились друг другу в глотки.

Примерно полвека между полисами царил шаткий мир. Для того чтобы противостоять персам на море, Афины образовали Делосский союз, в который объединились многие морские государства. Приобретая все большую власть над союзниками, Афины ухитрились практически полностью подчинить их, превратившись в морскую державу. На деньги, которые они собрали с вошедших в союз государств, Афины построили огромный флот и так отстроили город, что он стал настоящим чудом света.

В 431 г. наконец разразилась давно назревавшая война со Спартой. Сначала казалось, что победителя не будет, потому что Афины контролировали море, а Спарта — сушу. Так, Спарта могла бы осадить Афины, но была не в состоянии прервать снабжение города продовольствием с моря. Афины, в свою очередь, могли бы атаковать южную Грецию с моря, но не смогли бы разбить армию спартанцев. Это была война, состоявшая из одних осад. Нормальных сражений в ней практически не было.

После ухода персов из города афиняне сильно укрепили его защиту и выстроили длинные стены, ведущие от Афин к гавани в Пирее. Теперь Спарта не могла одолеть противника — до тех пор, пока стены были целы, а продовольствие подвозилось морским путем.

Однако Афинам не повезло с самого начала. Когда спартанцы осадили город, то продовольствие в него стали доставлять из Египта. На тех же кораблях в Афины доставили и чуму. Переполненный из-за осады город был буквально опустошен болезнью. По иронии судьбы, из-за того, что Афины к тому времени как раз попытались изолировать Спарту, лакедемоняне так и не столкнулись с заразой. Чума бушевала три долгих года и унесла примерно четверть всего населения города. К концу этого срока обе стороны были окончательно истощены войной, и в 421 г. подписали мирный договор, по которому Афины оказались чуть ли не в худшем положении, чем перед началом конфликта.

В 416 г. Афины все еще лелеяли державные планы. Именно это желание заставило их совершить самую грубую и имевшую тяжелейшие последствия ошибку во всей греческой истории — они решили вторгнуться на Сицилию. Кульминационной точкой этого вторжения стала осада Сиракуз, которая в принципе не представляла собой ничего сложного. Однако из-за безграмотных и нерешительных действий военачальника афинян, Никия, осада закончилась полным разгромом. Весь экспедиционный корпус попал в плен, высших военачальников казнили, а остальных продали в рабство. К тому же, чтобы оттянуть афинян от Сиракуз, Спарта вновь начала войну в Греции. Афинам, несмотря на сокрушительные потери — вся армия и 175 кораблей, — пришлось вновь встретиться со своим старым врагом. Город держался еще девять лет, покуда не оказался захваченным остальной флот. Афины тогда были в осаде и, принужденные к тому голодом, сдались. Однако ресурсы Спарты также сильно истощились из-за войны. Конец ее владычеству настал в 371 г., в битве при Левктре. Два фиванских военачальника, Эпаминонд и Пелопид, разработали совершенно новую тактическую теорию. Используя эту новую тактику, фиванские гоплиты смогли вторгнуться в южную Грецию и окончательно разбить спартанцев в сражении при Мантинее в 362 г. до н.э.

Эти идеи воспринял Филипп Македонский, которого в юности отправили в Фивы заложником. Вернувшись на родину, он начал создавать могучую армию.

You are here: Главная Литература Военная история Греция и Рим, энциклопедия военной истории: Греция и Македония