Эволюция военного искусства: Французская революция, Наполеон - Артиллерия и дивизии
- Details
- Parent Category: Литература
- Published: 28 September 2013
Колоссальное увеличение численности революционных армий шло почти исключительно путем увеличения пехоты; процент кавалерии и артиллерии в армии резко понизился. В конце Семилетней войны на 1000 штыков приходилось 6 или 7 пушек, в революционных же армиях — всего 1 пушка, редко 2. Зато артиллерия подверглась коренной реорганизации. Раньше тяжелая материальная часть вывозилась в бой обывательскими запряжками, не могла маневрировать и действовала все время с одной позиции, за исключением полковых пушек, которые пехота таскала со времен Густава-Адольфа на руках. Грибоваль облегчил систему (орудие, лафет, передок) 8-ми фунтового орудия с 90 пудов до 73 пудов, 4-х фунтового — с 60 до 46 пудов[17]; были сформированы запряжки — четверочные из артиллерийских лошадей с солдатами-ездовыми. Батареи получили возможность двигаться полем, вне дорог. Каждая дивизия Карно получила две батареи, а полковые орудия были изъяты. Новые батареи маневрировали на коротком расстоянии галопом, с посадкой части прислуги на подручных лошадей орудия и следовавшего за ним зарядного ящика. Явилась возможность сосредоточивать батареи к пункту, где намечались благоприятные условия для нанесения удара; артиллерия в широкой мере стала пользоваться внезапностью, выскакивая на дистанцию картечного выстрела против неприятельских флангов или свернувшейся в каре, для отражения кавалерийской атаки, пехоты. Только с французской революции артиллерия стала в полном смысле слова родом оружия, совершенно милитаризовалась. Наполеон прекрасно использовал эту подвижность артиллерии и развил тактику сосредоточения артиллерийских средств к пункту удара, для чего обеспечивал себе сохранение достаточного артиллерийского резерва. При борьбе в Западной Европе Наполеон ограничивался 1½–2 орудиями на 1000 штыков (Ваграм 1809 г. — 395 орудий на 180 тысяч — максимум артиллерии), но, предпринимая поход в Россию, ввиду многочисленности и организованности русской артиллерии, а также упорства русской пехоты, увеличил количество орудий до 3–3½ на 1000 штыков.
Таким образом, революционная эпоха сильно сократила число орудийных жерл в армии, но дала им несравненно более сильную организацию. Подвижная артиллерия эпохи революции и Наполеона мало обременяла маневрирование армии и много существеннее влияла на результат боя, чем раньше. Из позиционного оборонительного средства артиллерия переродилась в могучее орудие атаки.
Напряженность боя. Бои революционной эпохи отличались значительно меньшей кровопролитностью, чем бой периода господства линейной тактики. Центр тяжести боя был перенесен на действия рассыпного строя. Рабы и парии, в твердых рамках сомкнутого строя армии Фридриха Великого, были способны перенести сильнейшую опасность, выдержать больший процент потерь, чем проникнутые энтузиазмом борцы за революцию, не имевшие опоры в могучей воле коллектива, в «чувстве локтя», в жестокой дисциплине, в традициях постоянной армии: тогда как в Семилетнюю войну у пруссаков и русских, иногда и у австрийцев, части, потерявшие 50 % убитыми и ранеными, при благоприятных обстоятельствах продолжали сохранять строй и выполнять свою задачу, у революционных частей только в отдельных случаях можно констатировать действительные (без пленных) потери свыше 10 %. Вообще же, сражения выигрывались и проигрывались при 2–6 % потерь для всей армии. Если под Цорндорфом и Кунерсдорфом в течение нескольких часов выбывало с обеих сторон до 35 тысяч убитых и раненых, то этой цифры достигали потери французской армии только за несколько десятков боев целого года революционной войны. Обстановка изменилась, когда во французской армии народился крупный авторитет — генерал Бонапарт, сумевший потребовать от войск большего напряжения.
Это различие напряженности боя революционных армий и армий старого порядка станет еще более разительным, если мы обратим внимание на то, что страшные кровопускания Семилетней войны были сконцентрированы в пространстве и времени. Столкновение двух армий в эпоху линейной тактики занимало 1–2 часа времени и происходило на тесном участке 2–3 квадратных верст. В эпоху революции боевая операция растягивалась часто даже на 2–3 дня; нормально развитие мощи натиска революционной армии до решения требовало 5–6 часов. Бой стал в 3–4 раза продолжительнее. И одновременно сражение растянулось на значительно большем фронте, достигавшем 20 верст; участки местности, считавшиеся по своей пересеченности или закрытости недоступными для линейного порядка, теперь стали особенно охотно использоваться для боя и обходов французскими войсками.
Рассрочка усилий во времени и пространстве отражает, между прочим, слабость командования. Расплывчатость революционной тактики объяснялась отчасти недостаточной уверенностью и авторитетностью начальников, а отчасти вызывалась к жизни и новыми данными военного искусства — ведением боя из глубины и появлением самостоятельных дивизий.
Дивизии. В тактике переход к новым формам диктовался, в окончательном результате, не соображениями теоретиков, а необходимостью; точно также революционные армии, толкаемые нуждой, сделали новый шаг вперед и в стратегии. Массовые армии, выставленные революцией, получили только очень скромный обоз. Революция была богата только людьми. Даже при Наполеоне, когда к 1806 году количество повозок в частях было усилено, французский полк все же располагал в 6 раз меньшим обозом, чем прусский. Это уменьшение было произведено отнюдь не только за счет сокращения офицерского комфорта: приносилось в жертву, многое ценное и для солдата. За прусским пехотным полком на 60 вьюках возились палатки для всех солдат. У французов не было палаток, не было и на чем их возить. В этих условиях бивакирование под открытым небом являлось допустимым для французских войск только в исключительных случаях, по боевым условиям. Нормально же революционная армия имела ночлег не в общем выравненном лагере, как армии старого режима, а квартировала по селениям, рассредоточиваясь по дивизиям.
Деление армии на дивизии до революции могло иметь только второстепенное значение, так как вся армия располагалась на ночлег совокупно: только для затруднения поисков неприятельских мелких партий, на путь коммуникации, от значительных сил влево и вправо выделялось по боковому отряду. Теперь вся армия стала собираться только к бою, на походе же и на ночлеге она расползалась по дивизиям, и это подразделение, а также введенная впоследствии группировка в армейские корпуса, получила очень большое значение. Новая армия на отдыхе располагалась на значительном фронте, но это не был кордон, опиравшийся на укрепленное расположение отдельных разбросанных частей, к которому иногда обращался старый режим. Отдельная дивизия, в случае неприятельской атаки, должна была или выдерживать бой до подхода других частей, или своевременно с боем отойти к другим частям. Эту тактику, примененную революцией, уже предлагает Гибер, усматривавший в разделении сил и сосредоточении перед боем благодарную задачу для полководца. Новая тактика, с отделением фланговых дивизий и корпусов от центра армии иногда на целый переход, потребовала, разумеется, гораздо более ответственных и самостоятельных лиц на постах начальников дивизий, бывших до того лишь передатчиками распоряжений командующего армией. Эти частные начальники, доросшие до самостоятельной работы в области тактики, способные к проявлению тактического почина, не были известны войскам старого режима и родились с революционными армиями.
Снабжение. Расположение на ночлег квартирным порядком, неприемлемое для ищущего случая дезертировать солдата вербованных армий, вполне допускалось моральными качествами революционного солдата, которого не было оснований изолировать от гражданского населения; оно являлось необходимым, чтобы разрешить задачу его прокормления. Вследствие беспорядка в администрации тыла, продовольственные магазины у французов часто оказывались пустыми, не хватало транспорта, полевое хлебопечение не налаживалось. Поэтому, принципиально не посягая на магазинную систему, пришлось в широкой степени использовать местные средства. Полк, получивший участок селений, распределял на ночлег по домам офицеров и солдат; к квартирохозяину предъявлялось требование — не только уложить на ночь своих постояльцев, но и накормить их. При быстром маневрировании, особенно в неразоренной войной местности, эта система давала удовлетворительные результаты; в период же остановок необходимо было налаживать подвоз хотя бы части хлеба. Солдат революции получал белый хлеб, но довольно часто ему приходилось и голодать. Система использования местных средств требовала большой сознательности от солдат и, при слабых начальниках, часто представляла искушение для дисциплины, обращало целые полки и даже армии в толпы мародеров и грабителей. Поражение французских армий Журдана и Моро, вторгнувшихся в 1796 году в Баварию, и отход их на Рейн были отчасти вызваны потерей ими боеспособности, вследствие слишком усердного обращения к грабежу местного населения[18].
Армия старого режима совершенно не затрагивала интересов населения театра войны: борьба шла между правительствами, но не между народами. С революцией положение населения в районе маневрирования армий ухудшилось. У революционного солдата в его отношениях к населению проявились черты наемника XVI столетия, но тогда как последний брал исключительно по праву силы, революционная идеология, которая вела войну путем общей воинской повинности, признавала, что мобилизованным защитникам отечества гражданское население обязано дать все необходимое для существования. Война переставала быть делом власти и ложилась на все классы.
Принятые по нужде, новые методы снабжений радикально сократили обозы революционных армий, сделали последние несравненно более подвижными, менее чувствительными к потере своих сообщений, очень способными выходить в неприятельский тыл и открыли возможность вовсе отказаться от пятипереходной системы. С этого момента задача снабжения армии решалась уже не по трафарету, а в зависимости от обстановки. Обширные речные системы Германии открыли Наполеону возможность быстро сосредоточивать и перебрасывать магазины, сформированные им транспорты — поднимать в нужных случаях значительные подвижные запасы; увеличившиеся к началу XIX века местные средства Европы, в связи с переходом к многополью и посеву картофеля, позволили обходиться без подвоза с тыла во время стремительных маршей. И скомбинированное в соответствии с данным частным случаем взаимодействие всех этих трех способов снабжения позволяло вышедшим из революции армиям Империи действовать, отходя не на 125 верст от базисных магазинов, как при пятипереходной системе, а наносить сокрушающие королевства и империи удары по операционным линиям почти в 1000 верст длиной, от Майна до Нарева.
Бюлов. Революционные методы войны оставались монополией Франции с 1794 года по 1806 год, когда эрцгерцог Карл начал, по образцу французов, переучивать австрийскую армию. Этой монополии в значительной степени обязаны своими успехами революция и Наполеон. Как мог так долго сохраняться недоступным для иностранцев столь важный скачок военного искусства? Масса прусских офицеров, гордых традициями побед Фридриха Великого, стояла за величественную атаку в развернутом строю, по их мнению, «только природные сукины дети рассыпаются и ведут стрелковый бой в цепи». Но и выдающиеся умы не разбирались в новых явлениях военного искусства.
Самым широким и блестящим военным мыслителем эпохи революции был Генрих Дитрих Бюлов (1760–1806 г.), знаменитое сочинение коего «Дух новейшей военной системы» появилось в 1799 г. Друг Бюлова, Беренхорст, сквозь призму классовых и профессиональных предрассудков не мог различить новых положительных явлений в военном искусстве революционных армий и не мог признать военного понимания и талантов за революционными генералами — студентом Моро, фехтовальным инструктором Ожеро, типографщиком Брюнном, хирургом Журданом, художником Сен-Сиром, конюхом Гошем, сыном сапожника Неем, — и пришел к полному отрицанию военного искусства, к объяснению военного успеха только случайностью, к сохранению единственного правила — ломи вперед, напролом! Бюлов же сумел подняться над этим скептицизмом и создал положительное учение. В основу теории Бюлова легло утверждение Руссо, что причины поражений в поле надо искать у себя дома, что война является только надстройкой над мирной жизнью государства и что политика является понятием охватывающим по отношению к стратегии. Самим словом стратегия, в современном понимании, мы обязаны Бюлову. В военный язык он ввел понятие базиса, т. е. той пограничной, заблаговременно оборудованной крепостями и магазинами полосы, непосредственной надстройкой над которой является маневрирование армий, а также понятие стратегического развертывания масс — акта, предшествующего началу крупных операций. Бюлову удалось понять многие новые явления военного искусства — например, значение масс, количества солдат и материальных средств, а также уяснить и новую тактику; но он переоценил значение магазинной системы, не заметил обращения к широкому использованию местных средств; рассматривая военные действия, как надстройку, он недооценил значение боя и моральных сил. Он склонен был думать, что в будущем войны будут решаться только маневром и 1805 г., в эпоху расцвета Наполеоновского сокрушения, провозгласил, что сражения больше даваться не будут.