Война за гегемонию в Германии 1866 г, Франко-германская война 1870–1871 гг
- Details
- Parent Category: Литература
- Published: 24 November 2013
Сражение под Бомоном
Война за гегемонию в Германии 1866 г
Подготовка Бисмарком войны 1866 г
Германский союз предоставлял, по конституции 1825 г., полноту всех верховных прав всем входившим в союз государствам. Независимость средних и мелких государств покоилась на соперничестве двух великих держав, входивших в союз, Австрии и Пруссии. Это соперничество являлось преградой германскому объединительному движению. Призванный в 1862 г. встать во главе прусского правительства, Бисмарк являлся убежденным сторонником необходимости войны с Австрией, дабы принудить последнюю выйти из германского союза; только затем явилась бы возможность приступить к перестройке германского союза государств в германское союзное государство под гегемонией Пруссии. В первую очередь, дабы не задевать существенных интересов Франции, Бисмарк намечал лишь объединение Северной Германии. Он не сомневался, что сила германского объединительного движения заставит тяготеть к нему и южные германские государства, но окончательное объединение Германии представляло второй политический этап, достижимый лишь ценой новой войны с Францией.
Совместно с Австрией Пруссия в 1864 г. завоевала у Дании две области с преимущественно немецким населением — Шлезвиг и Гольштейн. Прусский король стремился увеличить за счет этих завоеванных провинций территорию Пруссии; Австрия не имела возможности, вследствие географического удаления, присоединить часть этих завоеваний к своей территории и настаивала на образовании из них самостоятельного германского государства. Дележ этой добычи и явился непосредственным поводом к войне; он позволил Бисмарку использовать для своей широкой политики и феодальные устремления Пруссии. Прусский король Вильгельм вступил в войну за расширение территории своего королевства, Бисмарк — за объединение Германии.
Россия была занята внутренними реформами, ненавидела Австрию, была обязана Бисмарку за дружественное содействие при подавлении польского восстания 1863 г. Александр II настаивал лишь на том, чтобы при переделе Германии не слишком пострадал его родственник — великий герцог Гессенский, и Бисмарк легко мог дать удовлетворение этой политике родственных чувств.
Англия углубилась также в свои внутренние дела и переживала период пониженного интереса к европейской политике. Значительную опасность представляла Франция, которая могла выступить в момент борьбы Австрии и Пруссии с требованием аннексии немецких земель на Рейне. Но французская армия находилась в запущенном виде и была ослаблена предпринятой Наполеном III Мексиканской экспедицией. Сам Наполеон III благожелательно относился к германскому объединительному движению и хотел добиться лишь компенсации для Франции в виде аннексии Бельгии. Но Наполеон III уже дряхлел, его политика — политика сохранения связи с основными движениями эпохи, политика развертывания техники, железных дорог и использования всех изобретений (в военном отношении — броненосцы, пулеметы, нарезная артиллерия), политика свободной торговли, устройства всемирных выставок, прорытия Суэцкого канала, опытов социальных реформ (участие рабочих в прибылях, страхование старости посредством инвалидных касс и т. д.) — испытывала уже сильное колебание. Вторая империя все больше начинала опираться на клерикальную партию; династия, казалось, упрочится во Франции, если, во-первых, завоюет себе симпатии духовенства, а, во-вторых, добьется «исправления границы» на Рейне. Борьба двух противоположных направлений при больном Наполеоне III пока взаимно уравновешивалась, и дипломатическому искусству Бисмарка удалось, до самой развязки войны, добиться доброжелательного нейтралитета Франции.
Дружественное посредничество Наполеона III даже позволило Бисмарку весной 1866 г. заключить союзный договор с Италией, жаждавшей присоединить Венецию, оставшуюся в составе Австрии. Этот договор важен был для успокоения прусского короля Вильгельма, опасавшегося вступить в единоборчество с Австрией. Последняя была обречена сражаться на два фронта.
Политическая подготовка войны вне германского союза удалась Бисмарку, таким образом, вполне. Во внутренней политике обстановка складывалась хуже. С момента военной реформы 1860 г. прусское правительство находилось в жестокой ссоре с прусским ландтагом, отказывавшим ежегодно в утверждении бюджета, и руководило государством вопреки желаниям огромного либерального большинства цензового представительства прусской буржуазии. Оппозиция правительству Бисмарка почти доходила до грани революции; правительство имело репутацию отпетых реакционеров; народные массы были далеки от его поддержки. Только редкие, наиболее проницательные представители прусской буржуазии, наблюдая твердую руку Бисмарка в шлезвиг-гольштинском вопросе, начинали понимать, что перед ними как раз тот человек, который способен осуществить объединение Германии и воплотить в жизнь мечту германской буржуазии.
Бисмарк придавал огромное значение подготовке к войне во внутреннеполитическом отношении и решил вести войну под широким лозунгом устройства северогерманского союза. Он выдвинул официальную программу такого объединения, с резким ограничением суверенитета отдельных германских государств, с созданием единого общего парламента, избираемого на основе всеобщего голосования и призванного стать противовесом центробежным стремлениям, с объединением всех вооруженных сил союза под руководством Пруссии. Эта программа отбросила на сторону Австрии огромное большинство средних и мелких государств германского союза, самостоятельности коих Бисмарк готовился нанести смертельный удар. В наступающей войне Пруссия должна была встретить лишних 4 корпуса враждебных войск, правда, плохого качества, долго мобилизуемых, не объединенных общим командованием. Но зато война ставилась в плоскость борьбы за великий лозунг, а не братоубийственной бойни за династические интересы — приращение территории Пруссии за счет других членов германского союза. Нужно заметить, что в широких массах имелось такое недоверие к Бисмарку, которого считали представителем интересов реакции, что только постепенно сторонники германского объединения начали сплачиваться около выставленной им программы. Потребовалась победа под Кениггрецем, чтобы буржуазия уверовала в серьезность намерений Бисмарка. Период мобилизации прусской армии протекал еще без всякого воодушевления; особенно неудовлетворительным являлось настроение ландвера.
Вопрос о выходе из германского союза задевал важнейшие интересы Австрийской империи и все исторические традиции ее первенствующего положения среди немецких государств. Бисмарк не стремился к полному уничтожению Австрии, но борьба могла сложиться таким образом, что без полного разгрома Австрии оказалось бы невозможным достигнуть намеченной Бисмарком политической цели войны. Поэтому для войны Бисмарком были выдвинуты лозунги полного сокрушения Австрии. Только сложившаяся обстановка безнадежности войны для Австрии позволила Бисмарку прервать борьбу на полпути и достигнуть поставленной цели, договорившись с еще не вполне разгромленным противником.
Чрезвычайно нелегко одними средствами вооруженного фронта достигнуть полного уничтожения боеспособности неприятельского государства. Поэтому Бисмарк направил свои усилия к тому, чтобы нанести мощный политический удар австрийской государственности изнутри Средством для этого должно было явиться венгерское национально-революционное движение. В Пруссию был приглашен талантливейший венгерский революционный генерал Клапка и кадры венгерской эмиграции. Все пленные венгерской национальности должны были изолироваться от прочих и назначаться на тяжелые земляные работы; в случае согласия их поступить в легион, который формировали в Силезии офицеры Клапки, они сразу освобождались от каторжных условий существования и получали все блага. Вследствие краткости войны, растянувшейся всего на 6 недель времени, Клапка успел сформировать с затратой 250 тысяч талеров только 1 легион в 3 000 бойцов и за несколько часов до подписания предварительных условий мира успел с ними перейти демаркационную линию, пробыл 5 суток в тылу австрийцев, но, вследствие прекращения военных действий, должен был уйти назад к пруссакам. Одновременно Бисмарк поддерживал деньгами и организацию вооруженного восстания в самой Венгрии. В эмиграции представительство этой организации было возложено на графа Чаки, внутри Венгрии организация руководилась Комароми. Венгрия была разделена на 8 участков, во главе коих стояли начальники повстанческих дивизий; дивизионные округа делились на 2–4-бригадные округа; в каждом населенном пункте имелся командир, тайно вербовавший повстанцев. Труднее всего складывался вопрос об оружии: в разоруженной Венгрии повстанцы располагали только 18 000 ружей, частью неудовлетворительного качества. В случае затяжки войны эта организация дала бы себя знать. Но и теперь, несмотря на примирительное поведение австрийского правительства, венгерские друзья Бисмарка сделали невозможным созыв венгерских депутатов для голосования чрезвычайного набора и дружно помешали произвести таковой в Венгрии; кроме того, они командировали в венгерские полки целый рой пораженческих агитаторов, речи которых имели успех, судя по сдаче без сопротивления целых венгерских батальонов в боях войны 1866 г.
Австрийские писатели приходили в негодование от такого потакания Бисмарком венгерским революционерам: добро бы, — говорили они, — Пруссия терпела поражения и вступала бы в союз с революцией для сохранения своего государственного существования, то Бисмарк, солидный государственный деятель, с оттенком реакционности и юнкерства, занимается революционным делом — и особенно усердно как раз после победы под Кениггрецем. Мы думаем, однако, что Бисмарк был прав, так как не уничтожение вооруженных сил Австрии, а угроза венгерского восстания в тылу в конечном счете заставили Франца-Иосифа пойти в последнюю минуту на предложенные Бисмарком условия мира; тем самым венгерская политика Бисмарка чувствительно уменьшила издержки борьбы за объединение Германии.
Мобилизация прусских войск
Нелегко было Бисмарку уговорить прусского короля, чрезвычайно тогда непопулярного, вступить в эту братоубийственную войну. Надо было добиться приступа к мобилизации со стороны Австрии. Ввиду территориальной системы мобилизации Пруссия имела выигрыш в несколько недель в отношении мобилизации по сравнению с Австрией, в которой полки были расположены, по соображениям внутренней политики, возможно далеко от территории комплектующей их национальности[1]. Поэтому Австрия и при нежелании вступить в войну была вынуждена заблаговременно приступить к мобилизационным мероприятиям.
Для воздействия на Австрию Бисмарк использовал Италию, которая заблаговременно приступила к усилению своей армии, в которой по экономическим соображениям в 1865 г. вовсе не был призван очередной возраст контингента, и к стягиванию войск из южной часта полуострова и Сицилии. Вследствие этого 21 апреля 1866 г. Австрия приступила к частичной мобилизации трех корпусов Южной армии. Для того чтобы принудить Австрию к расширению мобилизации, Бисмарк, через берлинского банкира Блейхредера, довел до сведения Австрии набросок плана кампании, сделанный Мольтке в течение зимы 1865/66 г. Мольтке предлагал дать будущей войне ярко наступательный характер, начать военные действия без малейших дипломатических предостережений, использовав полную военную неготовность противников Пруссии. Среди глубокого мира немобилизованные прусские войска должны были ворваться в союзную крепость Майнц и разоружить составляющие ее гарнизон австрийские и союзные войска. Одновременно, в первый же день мобилизации, прусские войска должны были с разных сторон ворваться в Саксонию, захватить врасплох в их казармах немобилизованные саксонские войска и, только покончив с ними, приступить к мобилизации; закончив последнюю, две армии — 193 тыс. и 54 тыс. — должны были вторгнуться в Богемию и разгромить австрийскую армию еще прежде, чем она могла бы собраться. Этот набросок совершенно не отвечал политическим условиям 1866 г.: внутреннее положение Пруссии было чрезвычайно сомнительно, коварное внезапное нападение, вопреки всем нормам международного права, могло привести не к мобилизации, а к революции против непопулярного правительства Бисмарка. Последнее должно было подготовлять войну исподволь, свалив инициативу вооружений на Австрию. Для этой-то последней цели мысли наброска Мольтке были чрезвычайно пригодны[2]. Как только слухи о возможном внезапном нападении пруссаков достигли Вены, в первой половине марта в Вене был собран маршальский совет — заседание представителей высшей военной власти в центре, усиленное приглашенными из провинции командирами корпусов и выдающимися генералами. Маршальский совет приступил к обсуждению плана кампании и постановил прежде всего усилить расположенный в Богемии I корпус на 6700 человек, чтобы довести его до полного мирного состава. Это только и нужно было Бисмарку. Его пресса раздула в огромной степени усиление австрийских войск в Богемии; 28 марта Пруссия приступила к усилению наличного состава батальонов 5 дивизий, расположенных близ саксонской и австрийской границ, с 530 человек на 685 человек. В дальнейшем последовали закупки лошадей для полевой артиллерии. Австрия была вынуждена на новые мероприятия. Чтобы скрыть их, австрийская цензура воспретила газетам печатать какие-либо сведения о передвижения войск или усилении их состава. Бисмарк использовал и это обстоятельство, пригласив прусскую печать помещать проверенные данные об изменениях в дислокации и составе прусских войск и набросив на Австрию тень подготовки втихомолку к войне. 27 апреля Австрия объявила общую мобилизацию. Прусский король все еще сопротивлялся мобилизации прусской армии. Только последовательно, 3, 5 и 12 мая Мольтке и Бисмарк вырвали у него указы по мобилизации, в три приема охватившие всю прусскую армию.
Таким образом, Бисмарк предпочел в войну 1866 г. отказаться от тех выгод, которые давала быстрота прусской мобилизации, чтобы не брать на себя одиозности начала войны и не ставить Пруссию в невыгодное политическое положение. Политика подчинила себе стратегию; в начале Мировой войны создалось обратное положение, и прусский генеральный штаб своим внезапным ударом на Льеж постарался использовать в полной мере большую военную готовность Германии в явный ущерб ее политике.
В течение всей войны пруссаки мобилизовали 664 тыс. человек. Все части постоянной армии получили боевое назначение на фронт; сверх того из 116 батальонов ландвера (по 1002 человека), образовавшего гарнизон крепостей, 30 батальонов были притянуты для второстепенных активных операций. На каждый полевой трехбатальонный полк был сформирован четвертый запасный батальон в 800 человек, наполовину из рекрут, наполовину из запасных, получивших уже военную подготовку. Всего было сформировано 129 запасных батальонов, из коих 48 батальонов были привлечены к службе на второстепенных театрах. Из ландвера и запасных батальонов, в дополнение к 9 имевшимся армейским корпусам, было сформировано 2 резервных корпуса. Только перемирие воспрепятствовало вступлению их в бой. Таким образом за 334-тысячной полевой армией Пруссии находилось свыше 300 тыс. второлинейных войск. Австрия благодаря данному ей сроку смогла мобилизовать равную прусской полевую армию; но за ней находились лишь очень слабые второлинейные формирования, отвлеченные к тому же охранением внутренней безопасности. В течение войны удалось сформировать лишь ничтожное число резервных батальонов, и даже пополнение потерь перволинейных войск задерживалось надолго. Ополчение было необучено и не имело снаряжения, и могло быть использовано лишь в Тироле, против итальянцев. Основные силы Австрии сразу же дебютировали на полях сражений.
Австрийская политика
В Австрии не желали войны, и, как всегда в таких случаях, полагали, что до войны дело не дойдет; Австрия не вела планомерной политической подготовки войны. Вопреки Францу-Иосифу, большинство австрийских генералов было убеждено в превосходстве прусского вооружения и прусских войск. Помощь средних и малых германских государств расценивалась не слишком высоко.
Было ясно, что Австрия не может выдержать войны на два фронта — против Пруссии и Италии. Австрия не была в силах одновременно и сохранять свое положение в германском союзе против Пруссии, и удерживать обладание Венецианской областью против Италии. Наиболее разумно было бы со стороны Австрии согласиться в феврале 1866 г., за 4 месяца до начала войны, на предложение Италии — уступить ей венецианскую область за один миллиард лир. Из гордости австрийское правительство отвергло это предложение и толкнуло тем Италию на союз с Пруссией. Но как только Австрия приступила к мобилизации, она почувствовала, какой грузный балласт для австрийской государственности представляет Венеция. 30 апреля, еще до начала мобилизации Пруссии, Австрия обратилась с просьбой посредничества к Наполеону III, имевшему решающее влияние на итальянское правительство: Австрия согласна отречься от Венеции в пользу Наполеона III с тем, чтобы последний подарил эту область Италии и тем обеспечил бы ее нейтралитет. Наполеон III, однако, держался пассивно, а в Италии страсти разгорались, мобилизация была в полном ходу, армия хотела померяться еще раз с ненавистными австрийцами; правительство побоялось нарушить союзный договор с Пруссией. Предложение Австрии было отклонено. Но Австрия, тем не менее, 12 июня, за несколько дней до начала войны, приняла на себя обязательство перед Францией, — каков ни будет результат войны, передать в конце ее Венецию, через посредство Франции, Италии. Конечно, для Австрии было бы разумнее снизойти до непосредственных переговоров с Италией, или по крайней мере эвакуировать свои итальянские владения до начала военных действий, чем затрачивать 80 тыс. хороших полевых войск и почти такое же количество второлинейных в гарнизонах крепостей на оборону провинции, представлявшей уже отрезанный от государства ломоть. Но все же и шаг, предпринятый Австрией, принес стратегии значительные выгоды. Италия достигла своей конкретной политической цели войны еще до начала военных действий; последние для нее являлись простой формальностью, делом чести, выполнения союзного обязательства. Война поэтому стала для Италии беспредметным занятием.
Италия выставила 165 тыс. полевых войск. Прусский военный уполномоченный, генерал Бернгарди, и прусский посланник уговаривали итальянское командование энергично приступить к операциям: переправить главную массу войск через нижнее течение р. По и выдвинуть ее к Падуе, в глубокий тыл сосредоточенной в четырехугольнике крепостей (Мантуя, Пескьера, Верона, Леньяго) австрийской армии, что привело бы к сражению с перевернутым фронтом; затем начать энергичное наступление во внутренние области Австрии — на Вену; перебросить через Адриатическое море Гарибальди и его волонтеров на поддержку венгерского восстания; принять участие через посредство эмиграции в его организации и таким образом «нанести австрийской державе удар в сердце». Конечно, Италия, интересы коей были обеспечены еще до начала военных действий, была не расположена следовать этим советам, и австрийцы могли бы с самого начала войны ограничиться на итальянском фронте минимумом сил; однако стратегия не использовала в полной мере выгоды политического отступательного маневра Австрии по отношению к Италии.
Для австрийского правительства была также ясна необходимость договориться с венграми для обеспечения спокойствия тыла. Венгров могло бы удовлетворить только дарование полной автономии. Франц-Иосиф встал на этот путь, но не сделал во время решительного шага. Уступки венграм были начаты с другого конца — с дарования комитатам самоуправления; а последние начали с того, что уволили со службы немецких чиновников, учителей и т. д.; соглашение с венграми было еще не достигнуто, а административный аппарат принуждения венгров был разрушен. Наиболее умеренные и преданные Францу-Иосифу венгерские политики могли в момент войны занять лишь позицию молчаливого нейтралитета.
Единственным достижением австрийской политики явилось привлечение на свою сторону большей части государств германского союза, напуганных программой Бисмарка, лишавшей их суверенитета. Эти немецкие союзники Австрии располагали армией, по штатам военного времени, в 142 тыс. человек. Однако в то время, как Италия, Австрия и Пруссия уже в апреле приступили к вооружениям, войска немецких союзников Австрии оставались в немобилизованном виде. 7 июня прусские войска приступили к изгнанию австрийцев из Гольштейна. 11 июня австрийский посол был отозван из Берлина. Только 14 июня, по требованию Австрии, бундестаг (совет германского союза во Франкфурте на Майне) постановил мобилизовать четыре корпуса — контингент германского союза, выставляемый средними и малыми государствами. Но это решение мобилизоваться было уже принято Пруссией, как объявление войны. Военные действия между мобилизованными пруссаками и немобилизованными союзниками Австрии начались уже на следующий день, 15 июня. Только саксонские войска были заблаговременно приведены в готовность и отошли из Саксонии, куда вторглись пруссаки, в Богемию — навстречу австрийской армии. Самое ценное, что получила Австрия от своих союзников, представлял, таким образом, 23-тысячный саксонский корпус.
Оперативное развертывание Прусской армии
Перед Пруссией лежали задачи вооруженной борьбы на трех немецких театрах и, сверх того, задача охранения рейнских земель от покушений Франции. Последняя задача была доверена целиком дипломатическому искусству Бисмарка; Мольтке не израсходовал на нее ни одного батальона полевых войск.
Главный фронт против Пруссии образовали Австрия и Саксония, выставившие до 260 тыс. войск; здесь, естественно, должна была развернуться основная масса прусских войск. Другой театр представляли Ганновер и Гессен, союзные Австрии государства, вклинившиеся в Северную Германию и вызывавшие чересполосицу владений Пруссии; через эти государства шли пути, соединявшие рейнские владения Пруссии с основным массивом ее территории. Враг на этом театре был слаб качественно и численно — всего 25 тыс., но уничтожение его и устранение связанной с ним чересполосицы имело для Пруссии капитальное значение. Третьим театром являлся южногерманский, на котором можно было ожидать неприятельские силы в составе 94 тыс.; однако эти войска были еще немобилизованы и разбросаны, и энергичных действий их раньше начала июля ожидать было нельзя.
Прусская армия насчитывала 20 пехотных дивизий; по мирной дислокации из них 14 естественно тяготели на главный фронт, а 6 — к Рейну и против Ганновера. На главном театре были образованы 1-я армия (6 див.) и 2-я армия (8 див.). Но такое отношение сил между главным и второстепенными театрами не удовлетворяло Мольтке, стремившегося покончить войну сокрушающим ударом, нанесенным Австрии. Он решил временно не оставлять не только против Франции, но и против Южной Германии ни одного прусского солдата. На второстепенные театры он выделил только 3 дивизии — 48 тыс.; эти три дивизии должны были немедленно вторгнуться в Ганновер с трех сторон, окружить и обезоружить Ганноверскую 18-тысячную армию, что было вполне по силам пруссакам (качественный перевес при более чем двойном численном превосходстве). Покончив с Ганновером и Гессеном, три прусских дивизии должны были приняться за южногерманские государства. Остальные 3 дивизии с Рейна и Вестфалии Мольтке притянул на главный театр, составив из них Эльбскую армию, подчиненную командарму I.
Два резервных корпуса (из ландверных и запасных частей), долженствовавшие изготовиться в июле, Мольтке предназначал: первый по готовности — на главный театр, для оккупация Богемии в тылу главных сил; второй — против Южной Германии.
Само оперативное развертывание войск на главном театре было произведено Мольтке совершенно отличным от наполеоновских традиций методом. Мольтке принял к учету новый фактор — железные дороги. Жомини, стремясь применить методы Наполеона к изучению способов ведения войны Пруссии против Австрии, приходил к совершенно определенному и ясному заключению, что пруссакам выгоднее всего собрать всю свою армию в наиболее выдвинутом внутрь Австрии углу своей территории — в Верхней Силезии, всего в 10–12 переходах от неприятельской столицы, двинуть совокупно всю массу прусских корпусов по операционной линии на Вену и захватить ее через 2 недели войны. Но Мольтке пришлось считаться с тем обстоятельством, что из внутренних областей Пруссии к австро-саксонской границе увело 5 железнодорожных линий, в том числе в Верхнюю Силезию только одна, с возможностью частичного использования второй линии. Надо было иметь в виду, что сосредоточение в Силезии значительно затянется, и инициатива наступления могла быть предвосхищена Австрией, несмотря на медлительность ее мобилизации и сбора войск. Пруссаки имели возможность покончить с мобилизацией и с развертыванием армий в 25 дней, но для этого надо было высаживать войска на конечных станциях всех 5 железных дорог, шедших к австрийской границе. Получился совершенно несообразный с прежними взглядами фронт развертывания в 420 километров, который и был принят Мольтке. Железнодорожная сеть была проведена без учета военных соображений, и теперь генеральному штабу пришлось только склониться перед существующими материальными условиями.
Широкий фронт стратегического развертывания представляет опасность поражения по частям, которой Наполеон стремился избежать во что бы то ни стало. Поэтому, застав такую разброску сил в начале Регенсбургской операции (1809 г.), Наполеон заставил войска совершать чрезвычайно рискованные марши, чтобы стянуть их к центру, за р. Абенс. Для Мольтке разброска сил не представлялась в такой же степени страшной. Усовершенствованное оружие его времени не давало еще предпосылок для современных многодневных боев, но дальнобойность нарезного оружия уже требовала большего времени на разведку, на развертывание колонн, на сближение с противником.
Если в 1812 году подвиг дивизии Неверовского под Красным заключался в том, что ей удалось просто уйти, столкнувшись с массой неприятельской конницы, то ныне не является необходимым, как сто лет тому назад, держать корпуса локоть к локтю, образовывать оперативную фалангу; поддержка столкнувшихся с неприятелем частей становится возможной с пунктов, все более и более удаленных от места завязки боя.
Но еще существеннее, чем дальнобойное оружие, обеспечивают от поражения по частям изменившиеся условия управления: высота оперативной подготовки частных начальников со времен маршалов Наполеона I поднялась довольно значительно; в их распоряжении находятся офицеры генерального штаба, для повышения квалификации которых не отступают ни перед какими жертвами, и которые во всем войсковом организме являются нервами, проводящими идеи высшего командования; и, наконец, на походе за штабами тянутся телеграфные провода, позволяющие следить за действиями разбросанных на сотни верст корпусов и координировать их с таким же удобством, как если бы они были удалены от полководца на нормальный пробег ординарческого коня. Если бы австрийцы и попытались, с имевшимися налицо силами, броситься на одну из частей растянутого на 420 км прусского развертывания, то их встретил бы не безжизненный кордон XVIII века, а упругий, растягивающийся в мешок фронт, где одни корпуса уклоняются от непосредственно направленного на них удара, а другие выходят во фланг и тыл противника и затягивают петлю окружения.
Все историки, стоявшие на точке зрения вечности принципов военного искусства и являвшиеся защитниками наполеоновской догмы, упорно осуждали Мольтке за его развертывание в 1866 году, несмотря на успех, увенчавший действия Мольтке. Это свидетельствует, однако, лишь об ошибочности их точки зрения[3].
Разумность оперативного развертывания Мольтке очерчивается яснее всего при сравнении с австрийским развертыванием, основанном на противоположных воззрениях. Начальник австрийского генерального штаба, барон Геникштейн, богатый светский человек, меньше всего задумывался над вопросами стратегии и оперативного искусства. Эрцгерцог Альбрехт, сын знаменитого соперника Наполеона, эрцгерцога Карла, наиболее видный кандидат из членов династии на командование войсками, поспешил устроиться на спокойный итальянский фронт под тем предлогом, что нельзя ставить репутацию династии под угрозу поражения.
На Богемский театр главнокомандующим был выдвинут, против его желания, генерал Бенедек, прекрасный строевой начальник, командовавший в мирное время Итальянской армией, знаток Ломбардии, совершенно не подготовленный к руководству большими массами, незнакомый с условиями австро-прусского фронта; при этом эрцгерцог Альбрехт не позволил Бенедеку захватить своего начальника штаба, генерала Иона, наиболее способного разбираться в крупных вопросах австрийского офицера генерального штаба[4].
Когда, ввиду угрозы войны, в марте 1866 г. от начальника австрийского генерального штаба, барона Геникштейна, был потребован план операций против Пруссии, то последний предложил составить таковой полковнику Нейберу, профессору стратегии военной академии. Последний заявил, что для этой работы ему нужны данные о мобилизационной готовности австрийской армии. Военное министерство предоставило Нейберу чрезвычайно пессимистическую оценку состояния австрийских войск; только по истечении нескольких месяцев армия могла стать вполне боеспособной. Поэтому Нейбер высказался за то, чтобы перед началом операций австрийская армия была собрана в оборонительном положении близ крепости Ольмюца и вступила в Богемию, угрожаемую пруссаками с двух сторон, лишь после приобретения достаточной боеспособности.
Затем, по протекции эрцгерцога Альбрехта, начальником оперативной канцелярии Богемской армии был назначен предшественник Нейбера по кафедре стратегии, генерал Крисманич. Последний являлся знатоком Семилетней войны и полагал, что через сто лет повторится картина операций Дауна и Ласси против Фридриха Великого. Крисманич редактировал военно-географическое описание Богемии и изучал всевозможные позиции, которые имелись на богемском театре. Крисманич сохранил мысль Нейбера о предварительном сосредоточении австрийцев в укрепленном лагере у Ольмюца, за исключением I богемского корпуса, который оставался в авангарде, в Богемии, чтобы принять на себя отход саксонцев. Все 8 корпусов, 3 кав. дивизии и артиллерийский резерв, предназначенные действовать в Богемии, должны были представлять одну армию. От наступления в Силезию Крисманич отказался, так как на этом направлении он не усматривал выгодных «позиций» для сражения. Не считаясь с железными дорогами, Крисманич ожидал сосредоточения всех сил Пруссии в Силезии и прямого движения их на Вену. Как отдельный вариант, разрабатывалось передвижение австрийской армии по трем дорогам из Ольмюца в район правого берега Эльбы.
В Австрии тогда еще издавались секретные карты с подчеркнутыми на них черными полукругами — «позициями». План Крисманича представлял мешанину из воспоминаний о борьбе с Фридрихом Великим, из нескольких принципов наполеоновского военного искусства, нескольких принципов Клаузевица (Австрия преследует негативную политическую цель, почему ей соответственно вести оборонительные действия) и подробной таксации всевозможных оборонительных линий, рубежей и позиций. План его имел внушительный объем, читался с трудом, докладывался Крисманичем необыкновенно самоуверенно; Крисманич импонировал своим оптимизмом и профессорской безапелляционностью суждений. Неудивительно, что мало образованный австрийский генералитет был подавлен уверенностью и ученостью, которые развернул Крисманнч — вообще ленивый, поверхностный и ограниченный человек; но для нас тайна, как мог план Крисманича считаться и спустя 40 лет в учебниках стратегии образцовым[5].
Несомненно, если бы австрийцы разделили свои силы на две армии и выбрали для их сосредоточения два различных района, например, Прагу и Ольмюц, они могли бы гораздо лучше использовать железные дороги, скорее закончить развертывание, не подвергали бы войска лишениям и сохранили бы гораздо большую способность к маневру. Но для этого им нужно было сделать в военном искусстве тот шаг вперед, который сделал Мольтке и который еще десятки лет оставался непонятным теоретикам.
Гнусная крайность сосредоточения
Разделение сил рекомендовалось во второй половине XIX века и сильно возросшей со времени Наполеона глубиной походных колонн, вследствие увеличения количества артиллерии, парков и обозов; Мольтке обращал на это внимание в печати в 1865 году; ему уже приходилось иметь дело при подходе к полю сражения с вчетверо большими цифрами растяжки походных колонн. Исчезли большаки XVIII столетия, по которым можно было двигаться во взводных колоннах; движение по сторонам дорог затруднялось все чаще встречавшимися заборами и канавами; культура заставляет ныне войска на походе жаться на узком полотне дороги, а число колес в колоннах возросло чрезвычайно. Противник Мольтке, печальный Крисманич, попытавшийся в 1866 г. воскресить наполеоновский способ действий по внутренним линиям и по-наполеоновски двинувший армию (6 корпусов) из окрестностей Ольмюца к верхней Эльбе, сосредоточенно, по 3 дорогам, вызвал громадные лишения для войск, так как на одной дороге столпилась 120-верстная кишка из 4 корпусов и двух кавалерийских дивизий; войска шли по богатой Богемии, как в пустыне — даже колодцы по пути оказывались вычерпанными до дна. И когда эти бесконечные походные колонны попали между 1-й и 2-й прусскими армиями, они оказались бессильными использовать свое внутреннее положение, в конечном счете, из-за отсутствия сосредоточения, так как хвосты отстояли очень далеко, на несколько переходов дальше, чем колонны, которые можно было бы направить по соседним дорогам[6].
Мольтке отчетливо чувствовал необходимость пространства для сохранения свободы маневрирования, важность использования возможно большего числа дорог и ввел в военное мышление понятие о «гнусной крайности» (Сalamität) сосредоточения, не позволяющего войскам ни свободно продвигаться, ни находить себе крышу для ночлега, лишающего войска правильного подвоза с тыла и в то же время крайне ограничивающего местные средства, могущие быть использованными. Сосредоточившись, нельзя не двигаться, ни жить, можно только драться. Поэтому надо как можно дольше идти врозь и своевременно сосредоточиваться для решения.
Наполеон еще до сражения стремился образовать запас войск, в виде массированного резервного порядка, который в бою начинал расходоваться. Отсюда, при значительных фронтах, затруднения в развитии охвата и естественное тяготение к фронтальному удару-прорыву неприятельского центра. Мольтке в инструкции для высших войсковых начальников 1869 года подчеркивал, что если накануне боя такое сосредоточение будет действительно иметь место, то удар на противника по двум скрещивающимся направлениям, имеющий наибольшие шансы на успех, мажет быть достигнут только путем нового, требующего времени и труда, опасного флангового марша перед фронтом противника, с целью разделить свои войска на две массы: «Несравненно выгоднее сложатся обстоятельства, если в день боя войска сконцентрируются на поле сражения с различных исходных пунктов, если операция велась таким образом, что приводит с различных сторон, последним коротким переходом, одновременно и на фронт, и на фланги противника. В этом случае стратегия даст лучшее, что может быть вообще достигнуто, и следствием явятся большие результаты».
Лейтмотив операционною искусства Мольтке, — это стратегическая подготовка тактического ущемления противника на поле сражения, путем раздельного сохранения двух масс — двух половинок щипцов, которые не должны быть сжаты до тех пор, пока между ними не окажется противник. В 1866 году краткая телеграмма 22 июня, содержавшая приказ о переходе в наступление, гласила: «Его величество приказывает обеим армиям вторгнуться в Богемию и искать соединения в направлении на Гичин. VI корпус остается у Нейссе».
Эта ориентировка на Гичин двух вторгающихся с разных сторон прусских армий понималась командующими армиями, как требование пробиться во что бы то ни стало друг к другу и стать непосредственно локоть к локтю. Мольтке же вкладывал совершенно иной смысл в понятие «соединиться у Гичина». Если старый принцип военного искусства гласил, что никогда не следует назначать пунктом сосредоточения своих войск место, где неприятель может нас предупредить, то Мольтке, по расчету времени, по-видимому, предполагал, что в Гичине, к моменту подхода пруссаков, окажется центр тяжести австрийской армии. «Соединение» прусских армий у Гичина в устах Мольтке означало ущемление между ними у Гичина австрийцев. Поэтому, когда выяснилось, что австрийцы, изменив свои намерения, очистили район Гичина, то воспитанные в наполеоновских идеях командующие армиями стремились продолжать успешный марш навстречу друг другу, чтобы стать непосредственно локоть к локтю, но Мольтке заботился, чтобы у него остались две половинки щипцов, а не наполеоновское шило, и остановил обе группы в 25 км фланг от фланга. Мысль Мольтке ориентируется теперь на новое движение к противнику с двух различных сторон, приводящее к сражению при Кениггреце.
Руководящий мотив стратегии Мольтке — выход двух раздельных масс, двигающихся по скрещивающимся направлениям на одно поле сражения — требовал изменения организации управления, покоившегося на наполеоновских методах действия одной массы.
Директивы. Мольтке первый успешно применил деление массы войск, действующих на одном театре, на частные армии. Частная армия, двигающаяся по особому направлению и выполняющая в операции особую роль, должна располагать и достаточной самостоятельностью. С увеличением масс, сохранение наполеоновского принципа централизованного управления приказами представляет значительную опасность. Мольтке заботился о том, чтобы не подавлять самостоятельности армейского командования, а открыть ему все возможности разумно распоряжаться, исходя из быстро меняющейся обстановки. Достаточный простор для работы командования отдельных армий достигался тем, что Мольтке управлял преимущественно не приказами, а директивами, т. е. ограничивался постановкой целей, часто довольно отдаленных. В постановку ближайших задач, вообще в сферу исполнения, Мольтке избегал вмешиваться; но когда это являлось необходимым для обеспечения взаимодействия двух армий и для устранения трений между ними, Мольтке не останавливался перед тем, чтобы самому регулировать детали. Но, по существу, работа на одном театре войны отдельными армиями, управляемыми директивами, вполне отвечала особенностям оперативного искусства Мольтке.
Устройство тыла прусских армий
По понятиям прусской армии того времени, снабжение войск во время операций составляло дело военного министерства и штабов корпусов. Генеральный штаб не вмешивался в подготовку операции в отношении снабжения, армейское командование им не руководило; заботы о снабжении децентрализировались.
Опыт наполеоновских походов в отношении организации снабжения был радикально забыт. Военные историки XIX века снабжением не интересовались. Оперативное искусство шестидесятых годов было так же далеко в 1866 г. от вопросов устройства тыла, как в 1914 г. от вопросов организации политработы. Полевые интенданты руководились оставшимся в Берлине департаментом военной экономии; только в течение самой войны была осознана невозможность такого положения и начальник этого департамента был обращен в генерал-интенданта ставки.
Повозок для продовольствия в частях войск вовсе не имелось. Каждый корпус располагал 5 продовольственными транспортами по 30 четверочных повозок казенного образца. Сверх того, каждый корпус должен был получить обоз из 400 обывательских повозок, с невоеннослужащими обозными. В целях экономии военное министерство оттягивало формирование этого обывательского обоза до последней возможности. В результате, к началу операций только корпуса 2-й армии успели их получить. Из чрезвычайно трудного положения войска вышли путем реквизиции обывательских подвод. Так как трудно было рассчитывать найти после совершения перехода новые подводы для реквизиции, то однажды взятые подводы обычно не отпускались, а задерживались при войсках. Отсюда различные части оказались совершенно по-разному обеспечены обозом. Большинство полков везло солдатские ранцы на подводах. Были полки, нареквизировавшие себе две сотни повозок. Такие реквизиции подвод всегда имеют место, когда войска слишком обделены штатным обозом, и в особенности, если не имеют продовольственных повозок. Никакие приказы не могли убедить войска отказаться от захваченных ими подвод. Так как в течение кампании иногда до 3 корпусов следовали по одной дороге, то с обозами получалось замешательство, в особенности при выдвижении продовольственных транспортов, шедших в хвосте, к головным корпусам; армия вначале предоставляла решение вопросов о движении транспортов на усмотрение корпусных командиров, и только после Кенштреца штабы армий пришли к убеждению о необходимости нормировать и движение тыловых учреждений.
В войну 1866 г. расход огнестрельных припасов был ничтожен; прусская пехота расстреляла всего по 7 патронов на стрелка, артиллерия — по 40 снарядов на орудие. Поэтому никаких осложнений пополнение огнестрельных припасов не вызывало. С продовольствием же пришлось туго. Район развертывания не был заблаговременно обеспечен продовольственными магазинами. Положение прусского казначейства было нелегкое, и, чтобы уменьшить немедленно подлежащие покрытию издержки, прусский министр финансов настоял на территориальной системе довольствия: каждая провинция должна была заготовить провиант и фураж на четыре недели для мобилизованных в ней людей и лошадей: каждый корпус должен был базироваться непосредственно на свой корпусный округ и выписывать из него все для себя необходимое. Ввиду неудовлетворительности полевых хлебопекарных печей[7], корпуса оставили в мирных гарнизонах хлебопекарные команды и рассчитывали получать по железной дороге свежий хлеб. Таким образом для действовавшего в Богемии рейнского корпуса пруссаков хлеб выпекался в Кельне; только через одни сутки после выпечки хлеб можно было грузить; хлеб и продовольствие в поездах должны были прорваться через враждебный Ганновер, где шли военные действия; поезда с продовольствием и хлебом вынуждены были пропускать внезапные оперативные переброски войск; хлеб годен в пищу только в течение 9 дней после выпечки. Даже высланный из Берлина хлеб обращался в пути в негодность и попадал в войска в зацветшем виде.
Вскоре пришлось ввести поправку: из дальних провинций хлеба, сена, соломы не отправлять, а вести только муку и овес. При всем уродстве этой снабженческой картины и при всей массе наделанных ошибок, метод действия пруссаков свидетельствовал, что при наличии железных дорог нет необходимости в устройстве базы в фридриховском понимании этого слова, т. е. в заблаговременном оборудовании пограничной полосы огромными интендантскими магазинами, рассчитанными на несколько месяцев и прикрытых крепостями. Базой становилась уже вся страна. Оказывалось возможным внезапное развертывание на новом фронте и быстрое развитие операций в непредусмотренном раньше направлении.
Прусские железные дороги были обеспечены органами управления военных сообщений (линейные комиссии); в плане перевозок. Мольтке заботливо оставил один поезд графика каждой линии незанятым — под продовольственные потребности. Но так как не было сводки потребностей в армиях, а корпуса и их подрядчики выписывали все положенное — нужное и ненужное, то органы военных сообщений не имели возможности продвинуть войскам то, в чем последние испытывали наибольшую нужду. В частности, театр военных действий оказался очень богат зеленым кормом, и войска всюду отказались брать со станций сено и солому. А последние аккуратно, в полной потребности, высылались провинциями на пограничные станции; пути оказались забитыми вагонами с сеном и соломой, которых никто не хотел выгружать. Это было настоящее бедствие. В начале июля перевозка соломы была воспрещена; в середине июля догадались уменьшить посылку сена до 10 %, штатной потребности. Но конечные станции разгрузить почти не удалось, так как полевые интенданты, плохо знакомые с вопросами эксплуатации железных дорог, предпочитали оставлять свои запасы на колесах и забивали тем питающие их станции. Колоссальное количество продовольственных припасов и почти весь хлеб испортились в пути или при стоянке на забитых станциях.
Военное министерство имело в виду снабдить продовольственные транспорты корпусов четырехдневным запасом сухарей. Однако не было предусмотрено, чтобы транспорты были в своих гарнизонах уже нагружены продовольствием. Они перевозились в район сосредоточения с пустыми повозками; а доставка к ним сухарей военным министерством, не имевшим их мобилизационного запаса, особыми эшелонами опоздала.
Большим злом являлось употребление транспортов не полностью, а враздробь, с отсылкой на головные станции опустевшей части повозок. Последние блуждали, обозные теряли всякую дисциплину. После сражения под Хениггрецем пустые продовольственные транспорты были наполнены ранеными и отправлены за 60–70 км в тыл, на станции Турнау и Рейхенберг. Армии вследствие быстрого дальнейшего наступления не увидели больше этих транспортов вплоть до перемирия.
Только после Кениггрецской победы авторитет Мольтке возрос до того, что он получил возможность вмешаться в снабжение армий. Было создано Богемское генерал-губернаторство; интендантом его было выдвинуто наиболее способное лицо. Это генерал-губернаторство должно было использовать для довольствия армии все богатые средства Богемии. Корпуса потеряли право обращаться с требованиями в военное министерство или в свои округа; все их заявки сосредоточивались у богемского интенданта и удовлетворялись последним в мере возможности.
Едва ли, однако, и Мольтке предвидел с самого начала условия правильной работы снабжения; в противном случае непонятно, почему пруссаки не приняли никаких мер к овладению небольшими слабыми крепостями Кенигштейн и Терезиенштадт, запиравшими водный путь по Эльбе и магистраль Дрезден — Прага, а пользовались лишь единственным железнодорожным изломанным направлением, обходившим австрийские крепости (Герлиц — Турнау — Прага — Пардубиц — Цвитау — Лунденбург), и веткой Турнау — Кенигингоф. Австрийцы лишь слабо и в редких случаях портили железные дороги, так что восстановление их препятствий не встречало. Но прусский I корпус, вопреки приказу ставки, сам разрушил железную дорогу у Прерау настолько основательно, что оказалось невозможным восстановить кружную связь с Силезией через Одерберг.
В кампанию 1866 г. войска почти не видели снабжения, подвозимого с тыла. Войска жили преимущественно за счет местных средств, которые использовались реквизициями и посредством массы подрядчиков, кои снабжали войска и в районе развертывания. Использование местных средств затруднялось слабостью органов полевого интендантства. Иногда в дивизии производство реквизиций возлагалось на одного из командиров полков. Солдаты привыкали брать у жителей все, что им нравилось, и дисциплина падала. Высшее командование, при плачевном фактическом состоянии снабжения, теоретически приказывало увеличить в полтора раза суточный паек. Носимый неприкосновенный запас продовольствия был уже съеден на первых переходах через пограничные богемские горы, бедные местными средствами. Когда войска сосредоточивались, они чрезвычайно страдали, и стоял стон о дневках, чтобы подтянуть из тыла транспорты; между тем, выгоднее было бы скорее проходить истощенные и уже объеденные пространства. А принц Фридрих-Карл стремился, в ожидании боя, вести свою 1-ю и Эльбскую армии, всего 9 пех. и 2 кав. дивизии, сосредоточенными на фронте в 20 км. Естественно, что ему пришлось на прохождение 70 км до Гичина затратить не 4 дня, как рассчитывал Мольтке, а 8 суток, чтобы достигнуть его лишь головой своей армии. В этих условиях прохождение 70 км в 8 суток являлось уже форсированным маршем, и силы войск были сильно исчерпаны. Во 2-й армии, наступавшей на относительно широком фронте, и успех движения и сохранение сил войск обстояли лучше. Тяжелым испытанием явилось сосредоточение прусских армий на поле Кениггрецского сражения, где войска простояли двое суток; только немногим частям продовольствие было подвезено; остальные питались лишь жареной кониной, — благо кавалерийские атаки в конце сражения оставили достаточно для жаркого.
За отсутствием повозок для возки мяса пруссаки довольствовались в течение кампании мясом только что убитого скота, недостаточно удобоваримым. Хлеб получался настолько, насколько его можно было выпечь в местных печах из муки, отобранной у населения. В результате вспыхнула холера и начала довольно энергично распространяться в войсках. Естественно, число умерших от болезней (4200) превысило число убитых (3473), несмотря на краткость этой войны.
В отношении устройства тыла кампания 1866 г. явилась для пруссаков серьезным уроком, но использовать ее поучения к 1870 г. еще не удалось. В условиях старой русской армии такие беспорядки в снабжении, которые имели место в прусских войсках в 1866 г., вызвали бы резкую критику, общественные иеремиады и обвинения всего корпуса интендантов в воровстве. Успехи же политики Бисмарка, победы Мольтке, дисциплина прусского общества и армии позволили преодолеть хозяйственные неудачи и стать по отношению к ним на деловую точку зрения.
Кениггрецская операция
22 июля пруссаки начали вторжение в Богемию — с северо-запада — 140 тыс. 1-й и Эльбской армии, под общей командой принца Фридриха-Карла; с востока наступала 2-я армия — 125 тыс. кронпринца прусского, начальником штаба коего был генерал Блументаль, способнейший помощник Мольтке; 2-я армия, более угрожаемая, переходила границу на 5 дней позже. Общее направление было дано на Гичин, до которого обеим армиям по богемской территории предстояло пройти по 70 км. Мольтке рассчитывал, что принц Фридрих-Карл уже 25 июля достигнет Гичина (70 км — 4 дня) и окажется в тылу у австрийцев, если те попробуют 27 июля обрушиться на 2-ю армию и помешать выходу ее из проходов пограничных гор. Но так как принц Фридрих-Карл заботился больше о сосредоточении и наступал вслепую, без разведки, сжимая все время в кулак свою армию, то для того, чтобы преодолеть 70 км. — 3 перехода, — ему потребовалось 8 дней; только 29 июля к Гичину подошли две его головные дивизии и, после успешного боя, заняли его. Кавалерийский корпус, приданный армии Фридриха-Карла, шествовал в хвосте глубоко эшелонированного походного порядка армии. Опоздание Фридриха-Карла па 4 суток к Гичину создало кризис на фронте 2-й армии.
Австрийские силы представляли две группы: на р. Изере, против принца Фридриха-Карла, стояло 60 тыс. кронпринца саксонского (саксонский и I австрийские корпуса, 1-я легкая кавалерийская дивизия); главные силы Бенедека — 180 тыс. — были сосредоточены у Ольмюца, и 18 июля выступили в направлении на Иозефштадт (140 км ). Стремление Бенедека заключалось в том, чтобы развернуть свои силы на правом берегу Эльбы, во внутреннем положении между 1-й и 2-й прусскими армиями, запереть горные проходы перед 2-й армией 2 корпусами — 60 тыс., а с остальными силами, присоединив у Гичина группу саксонского кронпринца, массой в 180 тыс. обрушиться на 140 тыс. принца Фридриха-Карла. Марш из Ольмюца к верхней Эльбе был организован по трем дорогам. По правой дороге, в общей сложности, двигалось 4 корпуса и 2 кав дивиз. (X, IV, VI корп.; 1-я рез. кав. дав., а затем II корпус и 2-я легк. кав див, первоначально прикрывавшие марш со стороны Силезин); по средней дороге — 2 корпуса (III и VIII) и 1 кав. див. (3 резервн.) и по левой дороге — 1 кав. див. (2-я резервн.) и арм. артиллер. резерв (128 пушек). Успех операции зависел от быстроты движения, и Бенедек потребовал крайнего напряжения от войск — дневки были вовсе исключены. Этот сосредоточенный марш Бенедека в 1866 г. очень близок к маршу Наполеона через Франконию в 1806 г., во время Иенской операции. Однако, вследствие громадного увеличения за 60 лет обозов и артиллерии, колонны Бенедека растягивались несравненно больше, чем колонны Наполеона; громадные тягости и лишения выпали в особенности на шедшие в хвосте корпуса. Головы австрийских колонн (X корпус) уже 25 июля, через неделю, продвинулись на высоту Йозефштадта, но хвост отставал еще на 4 перехода.
Осторожный, медленный марш Фридриха-Карла требовал изменения первоначального плана Бенедека и нанесения первого решительного удара не по 1-й, а по 2-й прусской армии. Однако австрийская армия оказалась для этого недостаточно сосредоточенной.
27 июня против фронта прусской армии вступили в бой только 2 австрийских корпуса (Траутенау и Наход). Сосредоточенный удар не состоялся и в последующие дни[8]. 2-я прусская армия сумела пережить кризис, вызванный медлительностью наступления Фридриха-Карла. Ряд неуспехов в боях отдельных корпусов выяснил 28 июня Бенедеку, что маневрирование по внутренним линиям не обещает успеха, и он решил сосредоточить свои силы на позиции Иозефштадт — Милетин. Фронт этой позиции очень силен. Противник группировался — 2-я армия перед правым крылом, 1-я армия — на продолжении левого (положение армии Самсонова 12/VIII.1914 года). Но Бенедек, со своим наполеоновским миросозерцанием, не ожидал работы неприятельских клещей, а предполагал, что противник воспользуется предоставленной ему возможностью соединить обе свои группы перед австрийским фронтом. Такая мысль, действительно, была у прусских командующих армиями.
Но Мольтке в ночь на 1 июля отдал распоряжение, согласно которому 2-я армия оставалась на месте, а 1-ой указывалось наступать в направлении на Кениггрец. Если на это плато, между Изером и верхней Эльбой, Бенедек явился, чтобы встать между прусскими армиями и бить их порознь, то Мольтке вел сюда войска со стороны Саксонии, Лаузица и Силезии для того, чтобы сосредоточенного неприятеля атаковать с разных сторон.
Сражение Иозефштадт — Милетин, однако, не состоялось, так как группа кронпринца саксонского, атакованная у Гичина 29 июня, не смогла отойти к Милетину, где она должна была образовать левое крыло австрийского боевого порядка, а отхлынула в прямом направлении па Кемиггрец. Сюда же, в ночь на 1 июля, Бенедек начал отводить свои главные силы; предполагая отступать далее, Бенедек 2 июля дал своей армии дневку и, по приказу императора Франца-Иосифа, задержался здесь, чтобы дать генеральное сражение.
Расположение Бенедека между реками Быстрица и Эльба преследовало идею оборонительного сражения на 2 фронта; 3 корпуса (III, X, Саксонский) стояли против 1-й прусской армии, на гребне высот, обращенных к Быстрице, от села Липа до Нидер-Прим: мосты через Быстрицу были оставлены в целости умышленно; Бенедек рассчитывал, что 1-я армия перейдет эту речку, попадет под огонь сотен орудий, развернутых на гребне высот, истощится и будет добита контрударом. Другой фронт, примыкавший к первому под прямым углом, тянулся от Липы до Лохениц, где упирался в Эльбу и был обращен на север против 2-й прусской армии. Его должны были занимать IV и II корпуса, но к утру 3 июля они находились еще несколько впереди, севернее предназначенных для них позиций. За центром Бенедек сосредоточил свой сильный общий резерв — 2 корпуса (I и IV) и 3 кав. дивизии. VIII корпус стоял в резерве за левым флангом.
Не имея перед фронтом достаточной кавалерии, пруссаки 1 июля утратили соприкосновение с отступившими австрийцами. Мольтке предполагал, что неприятель ушел за Эльбу и занял сильную позицию между крепостями Иозефштадт и Кениггрец. Предполагая атаковать ее, разделив свои силы по обеим берегам Эльбы, Мольтке сохранил раздельное расположение обеих армий; па предполагавшееся движение второй армии на запад, чтобы примкнуть плечо к плечу к 1-й армии, Мольтке согласия не дал, и 2 июля пруссаки, как и австрийцы, имели общую дневку. К вечеру 2 июля в штаб 1-й армии явился генерального штаба майор фон Унгерн, ездивший на рекогносцировку. Ему удалось проскакать через австрийское сторожевое охранение и рассмотреть впереди Кенштреца, между Эльбой и Быстрицей, биваки по крайней мере трех австрийских корпусов. Принц Фридрих-Карл вывел отсюда заключение, что ему на завтра угрожает атака австрийцев, и решил выдвинуться для отражения ее на р. Быстрицу, собрав 3 корпуса в непосредственной близости от шоссейной переправы у с. Садовой, и действуя активно своим правым крылом (Эльбская армия — 3 дивизии) на с. Неханиц; он обратился с просьбой о поддержке по крайней мере одним корпусом и об обеспечении левого крыла 1-й армии со стороны крепости Иозефштадта к командующему 2-й армией. Мольтке узнал об этих распоряжениях, когда они были уже отданы. Хотя лично он стремился к более глубокому охвату австрийцев левым берегом Эльбы, но бывшие уже в ходу распоряжения отменить было опасно. Поэтому он добавил лишь к распоряжениям Фридриха-Карла приказание 2-й армии: «Двинуться всем силам для поддержки 1-й армии против правого фланга ожидаемого неприятельского наступления, и возможно скорее вступить в бой».
Этот приказ, посланный в 12 часов ночи с конным офицером, через 4 часа был доставлен в штаб 2-й армии, а утром посланный вернулся к Мольтке с копией приказа о наступлении по 2-й армии, вытекавшего из его распоряжений.
В 1 час ночи 1-я прусская армия была поднята с биваков и двинулась к р. Быстрице. Наступления австрийцев не обнаруживалось. Фридрих-Карл двинул через реку против фронта австрийцев 4 дивизии, оставив 2 дивизии в резерве у с. Дуб, куда прибыли король Вильгельм и Мольтке.
Сел. Садовая и лес Хола оборонялись австрийцами, как передовые пункты; вынудив неприятеля развернуть значительные силы, австрийцы отошли, а перешедшие здесь Быстрицу 3 прусских дивизии оказались под огнем 160 пушек австрийского центра. 5 часов сорок тысяч пруссаков стояли, не имея возможности сделать ни шагу вперед; хотя потери от артиллерийского огня среди них равнялись только 4 % их состава, но в условиях бездействия эти потери оказывали самое гнетущее влияние. Появились кучи беглецов, переходивших назад за Быстрицу; король Вильгельм лично останавливал их и возвращал. Левофланговая дивизия Фридриха-Карла (7-я дивизия ген. Францезского) атаковала такой же передовой пункт австрийцев — лес Свип (Масловедский). Командир IV австрийского корпуса, вместо того, чтобы занять указанный ему для обороны участок, втянул в бой в этом лесу, за передовой пункт, весь свой корпус, и на помощь к нему подошли значительные части II корпуса. Около полудня, совокупными усилиями 50 австрийских батальонов и 120 пушек, 19 батальонов Францезского были приведены в полное расстройство; пруссаки здесь были вынуждены отступать, но австрийский фронт от Хлума до Эльбы, вопреки приказу Бенедека, занят не был.
2-я армия, которую ожидали к 11 часам дня, не показалась[9]; 3 головные дивизии Эльбской армии, направленные на единственную переправу через Быстрицу у Неханиц, защищаемую австрийцами как передовой пункт, с трудом овладели этим селением и немедленно начали развертываться на левом берегу Быстрицы, имея в виду не столько охват австрийцев, как расширение фронта влево, для установления непосредственной связи с 1-й армией. Между тем, положение на фронте 1-й армии становилось трудно выносимым. Принц Фридрих-Карл, не считаясь с масштабом времени сражения, в котором участвует с обеих сторон пол миллиона бойцов, нервничал и около полудня бросил на австрийский неприступный центр 2 дивизии своего резерва. Мольтке успел задержать и отменить эту обреченную на неуспех и ненужную атаку.
В 11 час. 30 мин. Бенедек получил телеграмму от коменданта крепости Йозефштадт, гласившую, что мимо крепости, по западному берегу Эльбы, прусский корпус движется на правый фланг австрийской армии. Бенедек выехал на высоты Хлума и, выяснив, что IV и II корпуса, вместо занятия указанного им участка, дерутся за Масловедский лес, приказал им немедленно прекратить бой и занять назначенные позиции. Этот маневр австрийцы выполнить не сумели. Атакованные на фланговом марше, не успев устроиться, они частью ушли за Эльбу (II корпус), частью рассеялись, а венгерские батальоны охотно складывали оружие. Только 120 пушек на позиции Хлум — Неделист затрудняли наступление пруссаков.
Незаметно наступая в высоких хлебах, прусская гвардия около 14 часов стремительно выскочила на австрийские батареи на высотах Хлума и захватила их; половина штаба Бенедека была перебита прежде, чем можно было разобрать, в чем дело. Продолжая наступать, голова гвардии проникла свыше 2 верст в глубину австрийского расположения и к 15 часам захватила сел. Розбериц.
К этому моменту обстановка сложилась не в пользу австрийцев и на левом фланге. Кронпринц саксонский в 13 ч. 30 м. перешел в наступление против прусских частей Эльбской армии, стремившихся охватить его левый фланг. Атака вначале имела успех, но к 14 ч. 30 м. саксонцы были отброшены назад и потеряли Нидер-Прим и Проблус. Наблюдая неуспех и на противоположном крыле австрийской армии, кронпринц саксонский стал медленно отходить к переправам на Эльбе и вышел из района охвата. Гибель угрожала центру Бенедека, глубоко охваченному с обеих сторон; ему, однако, удалось у сел. Всестар выставить 120 орудий; под прикрытием их огня Бенедек бросил из центра III корпус и из общего резерва VI корпус на растянувшиеся и расползшиеся во время многоверстной атаки части прусской гвардии; прусская гвардия (1-я дивизия) была смята, отброшена к Хлуму, и здесь, на ее зов о помощи, к ней подошли ее резервы, а также шедший за ней I корпус; VI прусский корпус, наступавший ближе к Эльбе и не имевший против себя вовсе противника, вместо того, чтобы продолжать свое глубокое охватывающее движение, также свернул вправо, к Хлуму, на поддержку гвардии. Здесь контратака Бенедека разбилась.
В 15 час. 40 мин. Вильгельм и Мольтке заметили, что в тыл австрийцам, по-видимому, проникли части 2-й армии, и отдали приказ о переходе в атаку. Последняя не встретила сопротивления.
Дальнейшие события носят эпизодический характер. Бенедек бросил в отчаянную веерообразную атаку последний резерв — I корпус и 3 кавалерийские дивизии. Ему удалось достигнуть того, что клещи VIII (15-я и 16-я див) и VI прусских корпусов, находившихся на обоих крайних флангах прусских армий, не могли сомкнуться, пока сквозь узкий промежуток между ними не ускользнул австрийский центр. I австрийский корпус, в течение 20-минутной атаки, потерял третью часть своего состава. Навстречу австрийским эскадронам вынеслись прусские эскадроны, произошли лихие столкновения, больше в пользу австрийской кавалерии — но значение их было нулевое — ружейные пули и снаряды, бороздившие поле сражения, заставляли после схватки и победившую я побежденную конницу разбегаться и прятаться.
Непосредственное преследование было остановлено огнем 170 пушек, расположенных в 4 км северо-западнее Кениггреца: таков был арьергард, организованный Бенедеком. К 23 час. все австрийцы успели отойти за Эльбу, через кр. Кениггрец и по 6 мостам, наведенным австрийцами выше и ниже крепости.
Потери пруссаков — 9 тыс. убито ранено; австрийцев — 23 тыс. убито и ранено, 19 тыс. пленных, 174 пушки.
Размер одержанной победы был уяснен Мольтке только на третий день после сражения; концентрически наступавшие прусские армии перемешались в одну массу; Мольтке не знал, что во 2-й армии оставался свежий V корпус, который можно было бы использовать для преследования; до вечера бушевал огонь австрийской артиллерии, прикрывавшей отступление, а затем р. Эльба, за которую ушли австрийцы, скрыла от пруссаков развал, в котором находилась австрийская армия. Вечером в день сражения Молътке послал в Берлин телеграмму, в которой сообщал о 20 захваченных орудиях — успех рисовался ему в 9 раз меньше его действительных размеров. Находившийся среди пруссаков русский офицер, М. Драгомиров, заметил, что между пруссаками-победителями находились и такие, которые вечером после сражения спрашивали: «Кто же в результате победил, — мы, или они?»
Таковы трудности учета реальных результатов больших сражений, и подобную же картину неясности мы наблюдали на многих других полях сражений, начиная с Мадженты и кончая Гумбиненом и Пограничным сражением Мировой войны.
Оценивая это сражение, необходимо обратить внимание, что два крайних корпуса, охватившие австрийцев справа и слева, VIII и VI, являлись и крайними, удаленными более чем на 400 км , точками прусского оперативного развертывания. План охвата на поле сражения уже заключался в плане оперативного развертывания. Основная заслуга Мольтке в том, что он не убоялся чрезмерной растяжки развертывания, и, во-вторых, сумел во время операции побороть центростремительные силы, стремившиеся соединить 1-ю и 2-ю армии и, таким образом, закрыть щипцы в момент, когда они еще не захватывали австрийцев. На самом поле сражения осуществлялась не мысль Мольтке, стремившегося к окружению австрийцев, а несравненно более скромные, оперативно робкие стремления Фридриха-Карла, запросившего локтя соседа немедленно после обнаружения австрийских масс перед его фронтом. Сильное перемешивание частей, выход из боя главных сил австрийцев, неуверенность в результате явились следствием этой боязливости оперативной мысли. Все же удар с двух сторон, по скрещивающимся направлениям, явился, несмотря на предусмотрительность Бенедека, главной предпосылкой одержанной пруссаками победы.
Не менее поучительны действия Бенедека, великолепного командира корпуса, поставленного во главе 8 корпусов, и попробовавшего воскресить через 50 лет наполеоновские методы в стратегии и тактике. Глубина походных колонн, требующая 5 суток, чтобы развернуть 4 корпуса, шествующих один за другим в походной колонне, не позволила повторить в современных условиях наполеоновские действия по внутренним линиям. На самом поле сражения ни тактическая находчивость Бенедека, ни ошибки Фридриха-Карла не позволили Бенедеку использовать в борьбе за победу общий резерв, массированный за центром боевого порядка. Ценою страшных жертв ему удалось лишь облегчить отступление центра. Использовать массу в наполеоновском смысле, для повторения Ваграмского удара, оказалось невозможным в современных условиях, несмотря на блестящую работу австрийской артиллерии. Чтобы бороться за победу, резерв Бенедека должен был бы находиться не внутри полукруга, очерченного фронтом, а вне его — на уступе.
Конец войны 1866 года
Только 7 июля началось дальнейшее энергичное движение пруссаков. Мольтке направил 2-ю армию в заслон против Бенедека, устраивавшего у Ольмюца свою армию, а остальные силы направил прямо к Дунаю, на Вену. Для защиты столицы были переброшены, большей частью по железной дороге, 3 корпуса и кавалерия из армии Бенедека и 2 корпуса с итальянского фронта.
Бенедек с 5 корпусами предполагал оставаться на фланговой позиции у Ольмюца и при случае перейти к активным действиям на фланг и тыл противника. Это решение было бы правильно, если бы Австрия способна была формировать новые войска и упорно противиться натиску пруссаков. Однако новые формирования подвигались малоуспешно, а Венгрия готова была отпасть при вступлении на ее почву прусских армий. По тем самым причинам, по которым Дарий Кодоман не мог применить против Александра Македонского парфяно-скифской стратегии и должен был встретить греков в чистом поле под Гавгамелами, а Артсфельде должен был в 1382 г. бросить фланговую позицию при Уденарде и выйти навстречу французам при Розебеке, и эрцгерцог Альбрехт, вступивший в главнокомандование, должен был отозвать Бенедека к Дунаю. Пробыв 11–14 июля в Ольмюце, Бенедек, согласно полученному приказу, выступил к Дунаю; кратчайшие пути уже оказались перехваченными 2-й прусской армией, и Бенедеку пришлось следовать кружными дорогами.
Вена была прикрыта на левом берегу Дуная сильно укрепленной предмостной позицией, обороняемой полевым корпусом и 400 крепостными орудиями. «Чисто военная точка зрения» в прусской армии, т. е. взгляды высших военных кругов, требовала взятия штурмом предмостной позиции и вступления в Вену; милитаризм желал получить удовлетворение за достигнутые успехи. Но в это время Наполеон III предложил свое посредничество для заключения мира, Бисмарк торговался лишь о подробностях и весьма опасался предъявления Францией требования компенсации на Рейне. Захват Вены, среди этих переговоров, явился бы личным оскорблением для Наполеона III, вызовом по отношению к Франции, немедленно повлек за собой мобилизацию французской армии, влил бы новые силы в сопротивление Франца-Иосифа, крайне затруднил бы впоследствии примирение Австрии с Пруссией, входившее в планы Бисмарка; важнейшие учреждения австрийцев уже были эвакуированы из Вены в Коморн, Захват Вены, парадирование прусских войск по улицам этой старой европейской столицы совершенно были не нужны Бисмарку для достижения его политических целей; Бисмарку удалось свернуть марш пруссаков несколько к востоку, на Пресбург, на путь в Венгрию. Отложение Венгрии знаменовало бы конец империи Габсбургов, и угроза Венгрии заставила Франца-Иосифа стать уступчивее. Что австрийцы расценивали обстановку таким же образом, видно из того, что все прибывшие к Дунаю войска, за исключением выделенного в Вену корпуса, они сосредоточивали к Пресбургу, на защиту пути в Венгрию.
Через один месяц после перехода богемской границы пруссаками, 22 июля был установлен перерыв военных действий — сперва на 5 дней, в течение которых были выработаны предварительные условия мира. Нелегко было Бисмарку уговорить прусского короля отказаться от требования территориального наращения Пруссии за счет Саксонии, Баварии и Австрии, на чем настаивала военная партия, и удовольствоваться аннексиями в Северной Германии. 2 августа было заключено перемирие; Пражский мир, исключивший Австрию из германского союза, был подписан 23 августа и ратифицирован 30 августа. К конечному моменту на Дунае австрийцы располагали 235 тыс. войск против 194 тыс. прусских войск. Если Пруссия так быстро достигла своей политической цели, то это объясняется началом внутреннего разложения Австрии — сомнительным поведением населения Вены и особенно венгерской угрозой, а не только сокрушительным наступлением пруссаков: австрийцы имели еще военные козыри для сражения на Дунае в своих руках.
Действия по внутренним линиям
Концентрический подход к полю сражения — идеал Мольтке — является полной противоположностью наполеоновскому стремлению к действиям по внутренним линиям. Мольтке не отказался, однако, от внутренних линий, но воспринял эту идею в совершенно ином масштабе. Современные действия по внутренним линиям заключаются не в нанесении ряда ударов главными силами отдельным частям неприятеля, окружающим их в одном оперативном районе, а выливаются в форму переброски ударного ядра по железным дорогам с одного театра войны на другой. Над вопросом о современных действиях по внутренним линиям Мольтке пришлось задуматься в течение мирных переговоров с Австрией. В любую минуту можно было ожидать вооруженного вмешательства Франции, и Бисмарк поставил перед Мольтке вопрос, как последний предполагает распорядиться в случае объявления войны Францией?
По расчетам Мольтке, французы могли на 26-й день мобилизации выставить на границе 250-тысячную армию. Но Бисмарк должен добиваться, чтобы разрыв с Францией произошел на почве требования последней рейнских земель. Такое требование сразу примирит Пруссию с южными германскими государствами, только что воевавшими с ней; Пруссия выступит за неотторжимость немецкой земли, и вся Германия последует за ней. Стоящие сейчас на Рейне враждебные группировки — пруссаки и южные германцы — соединятся и через 10 дней после начала французской мобилизации усилятся до 170 тыс. Это будет достаточно сильное прикрытие для последующего развертывания прусской армии.
Нельзя ожидать, чтобы Наполеон III начал операции, не обеспечив себя союзным договором с Австрией, срок перемирия с коей истекал 30 августа. Так как Италия уже оттягивала на себя часть австрийских сил[10], сосредоточенных на Дунае, то австрийцы не могли двинуть против пруссаков больше 150 тыс.
В этих условиях Мольтке отказывался продолжать наступление на Вену, так как операция переправы через Дунай требовала напряжения всех сил Пруссии: если Австрия будет выказывать неуступчивость в переговорах — это будет первый признак тайного соглашения с Францией; надо не усиливать прусские войска в Австрии, а скорее перебрасывать их на Рейн. Для обороны против австрийцев достаточно оставить 4 корпуса — 120 тыс. человек, которые могут держаться в районе Праги, базируясь на Дрезден. Остальные 5 корпусов должны быть переброшены на Рейн, для чего в их распоряжении будут три железнодорожные линии. Если перевозка начнется 22 августа, то для этих 5 корпусов — 150 тыс. — она будет закончена к 9 сентября, и на Рейне будет собрано 240 тыс. пруссаков, прежде чем закончится французская мобилизация и сосредоточение; за выделением гарнизонов для крепостей, останется для операций в поле 200 тыс. пруссаков, а с южными германцами — 300 тыс. человек.
Военно-историческое отделение прусского генерального штаба признавало эти соображения Мольтке гениально смелыми. Нам они кажутся начертанными под влиянием хмеля легких успехов над австрийцами. Мы разделяем скептическое отношение Бисмарка, который содрогнулся от этой перспективы войны на два фронта, оставления позади недобитой Австрии и выступления с половиной сил против Франции. Бисмарк совершенно правильно решил, что задачи политики заключаются в том, чтобы, по возможности, не искушать стратегию такой работой по внутренним линиям в гигантском масштабе, и постарался разумными политическими уступками избежать начертанной Мольтке перспективы. Со всеми ее военными и политическими достоинствами немцы смогли ознакомиться лишь в 1914 году.
Итоги. Короткая война 1866 г. удивительно дешево обошлась воевавшим: Пруссии и Италии — 880 млн. франков, Австрии — 805 млн. На австро-прусском фронте у пруссаков было 3473 убитых, 12 675 раненых и 495 пропавших без вести; у австрийцев было 10 404 убитых, 30 300 раненых и 6200 без вести пропавших; под последними надо понимать или убитых, или дезертиров, так как пленные исключены из подсчета. Тройные потери австрийцев объясняются скорее их ударной тактикой, чем превосходством прусского ружья. Громадный тактический перевес пруссаков, усматриваемый из этого сравнения потерь, чрезвычайно облегчил первые шаги, сделанные Мольтке в эту войну по новому оперативному пути.
Франко-германская война 1870–1871 гг
Политическая обстановка к началу войны
В 1869 г. Бисмарк, озабоченный объединением немецких земель в одну империю[11], предложил Баварии и Вюртембергу, двум важнейшим самостоятельным государствам Южной Германии, примкнуть к северогерманскому союзу и провозгласить президента его — прусского короля — германским императором. Бавария, Вюртемберг, Баден, в результате поражения, понесенного ими совместно с Австрией в 1866 г., и тенденции Наполеона III захватить левый берег Рейна, были вынуждены вступить еще осенью 1866 г. в оборонительный союз с Пруссией. Однако Южная Германия, помнившая долгие века самостоятельного экономического и культурного развития, обособленная от Северной Германии политическими и религиозными интересами, не выражала готовности добровольно слиться с протестанско-юнкерской Пруссией. Особенно в Баварии были сильны тенденции сепаратизма; царствующие династии стремились сохранить свою самостоятельность; Бисмарку не удалось соблазнить южногерманскую буржуазию даже заключавшейся в его предложении гарантией помощи Пруссии против всякой вспышки революционного движения. Находившиеся у власти вожди сепаратистов дали Бисмарку отрицательный ответ и вступили в тайные переговоры с французскими политиками об оказании им поддержки в случае перехода Пруссии на путь насилия.
Мысль принудить южногерманские государства посредством войны соединиться с Пруссией не улыбалась Бисмарку: созданное насилием единство победителей и побежденных не могло быть прочным, да и война сложилась бы в трудных условиях: у Пруссии не было никакой правовой почвы, на помощь южногерманским государствам несомненно пришла бы коалиция из Франции, Австро-Венгрии и, вероятно, Италии. Войны с Францией, во всяком случае, для достижения поставленной Бисмарком цели миновать было нельзя. В этой войне Пруссии гораздо лучше было иметь южногерманские государства на своей стороне, чем на стороне Франции. Успешная война с Францией несомненно должна была вызвать в Германии подъем национальных и шовинистических чувств. В этой атмосфере войны вожди южногерманских сепаратистов должны были потерять под собой почву; действительно, при помощи попавших в руки Бисмарка документов о сношениях их с Францией и подготовке к совместному отпору Бисмарк имел возможность к концу 1870 г. зажать рот своим противникам. Бисмарку была нужна война, но такая война, которую объявила бы Франция, и которая ставила бы Пруссию в положение кажущейся политической обороны; баварцы и вюртембержцы в этих условиях должны были бы выступить против Франции — главной опоры их политической самостоятельности.
Цель, выдвинутая Бисмарком для своей дипломатии, оказалась вполне достижимой вследствие наличия среди находившихся во Франции у власти бонапартистов сильного течения в пользу войны как средства «деривационного» (отклоняющегося); для Франции Наполеона III успехи во внешней войне также должны были бы являться средством побороть внутренние трудности, сломить оппозицию, позволить династии пустить прочные корни в стране. Устремления военной партии во Франции представлялись тем более опасными, что они не опирались на военную подготовку, которая соответствовала бы требованиям европейской войны. С начала шестидесятых годов Наполеон III принялся за строительство колониального могущества Франции. Завоевание Индокитая, поддержка Англии во второй ее войне с Китаем (1857–1860 гг.), попытка объединить латинские государства Америки под французской гегемонией, Мексиканская экспедиция, стоившая огромных денег, — все это были попытки установить прочное влияние Франции на Тихом океане. В интересах своей мировой политики Наполеон III стремился поддерживать хорошие отношения с Бисмарком. Пока, в Соединенных Штатах Северной Америки шла гражданская война, фантазия Наполеона III не встречала отпора. Но после успехов Северных штатов, Франции пришлось в 1865 г. ретироваться с позором из Мексики. Масса времени, денег и энергии были затрачены на «тихоокеанскую» и «латинскую» политику бесплодно. Еще несколько десятков лет спустя французская буржуазия относилась скептически к колониальной политике; да и сейчас Франция еще не расположена повторить в Китае свой опыт 1860 г. — военной помощи Англии. Наполеон III начал свою активную политику в 1854 г. вмешательством в пользу Англии в ее вековой тяжбе с Россией. Вторая империя во внешнеполитическом отношении выросла на осаде Севастополя. Россия временно отошла на второй план. В шестидесятых годах только Англия и Франция вели политику мирового масштаба. Англия, несмотря на могущественную помощь, получаемую от Франции, с завистью смотрела на ее торговые и заморские успехи, и была не прочь выдать свою конкурентку на растерзание немцев.
Победа пруссаков под Кениггрецем сигнализировала Наполеону III о растущей под боком опасности прусского милитаризма. Наполеону III не удалось компенсировать Францию в какой-либо мере за усиление Пруссии. Началась вялая работа по усилению французской армии и тайная работа самого Наполеона над подготовкой союза с Австро-Венгрией и Италией. Австрийский император и король Италии письменно обещали Наполеону III свою поддержку, но заключение форменных союзных договоров не ладилось. Австрия, начиная с 1867 г., проводила в Галиции политику, направленную против России и рассчитанную на воспитание враждебной России польской и украинской ирреденты. Австрия, выступая против Пруссии, вероятно, столкнулась бы с Россией. Благожелательного отношения России Наполеон III мог бы добиться только согласием на пересмотр Парижского трактата 1856 г., заключавшего оскорбительное для России запрещение содержать военный флот в Черном море; русская дипломатия давала это ясно понять, но Наполеон III отказывался дать свое согласие, боясь раздражить Англию. Австро-Венгрии необходимо было по крайней мере обеспечить свой тыл со стороны Италии. А последняя требовала, как предпосылку подписания ею союзного договора, ликвидацию остатков церковной области, вывода французского гарнизона и занятия Рима; не закончив этим объединения Италии, итальянский король был бессилен помочь Наполеону III, — ему самому грозило бы итальянское национально-революционное движение. А Наполеон III не мог отдать светскую власть папы в жертву итальянцам, так как сильная католическая партия во Франции представляла для него ценнейшую опору. Если принять во внимание, что Австро-Венгрия и Италия под давлением финансовых затруднений сокращали наличный состав своих армий, что массы их населения относились безучастно к франко-прусскому столкновению, что немцы и венгры Австрии были даже враждебны всякому активному выступлению против германского дела в целом, — станет очевидным, что Франция могла только тешить свое воображение расчетом на союзы.
Тогда как во Франции имелось сильное подземное течение в пользу войны, официально во главе ее стояло слабое парламентское правительство Эмиля Оливье неосведомленное о династических союзных переговорах и стремившееся к миру. Эмиль Оливье смотрел на создание германского единства, как на неизбежность, которую Франция может признать, не теряя своего достоинства и не попадая из-за этого в гибельное положение; все, что будет сделано против Пруссии, облегчит ей задачу, а не преградит ей путь. Момент остановить восхождение Пруссии уже упущен. За несколько месяцев до войны Оливье сократил французский военный бюджет на 13 миллионов франков и уменьшил очередной призыв на 10 тысяч новобранцев.
Обстановка складывалась для Пруссии чрезвычайно выгодно. Нужно было только спровоцировать, дать свободу действий французской военной партии, вложить ей в руки крупные козыри. Последнее было проделано Бисмарком артистически: он тайно выдвинул кандидатуру одного из гогенцолернских принцев на вакантный испанский трон, что привело французов в ярость. Слабый Эмиль Оливье не сумел в этих условиях сохранить мир: прусскому королю было предъявлено требование — не только воспретить гогенцолернскому принцу принять избрание на испанский престол, но и гарантировать, что и в будущем такая кандидатура будет им отклонена. Прусский король, феодал, недовольный Бисмарком, готовившийся дать ему отставку, не интересовавшийся объединением Германии, считавший наследственную королевскую корону Пруссии выше короны германского императора, получил от Франции требования, очень близкие к принесению извинений. Он вежливо отказал французскому послу Бенедети, явившемуся к нему на курорт в Эмс, и сообщил об этом Бисмарку. Последний переделал депешу короля для печати таким образом, что французы могли понять, что король выгнал их посла, а немцы, что французский посол оскорбил прусского короля. Эта эмская депеша произвела весь тот эффект, на который рассчитывал Бисмарк. Французское правительство не выполнило своего долга, не сумев ни уклониться от военного удара Пруссии, ни встретить его надлежащим отпором. 16 июля Франция объявила войну Пруссии.
Дипломатии Бисмарка настолько удалось выставить Францию нападающей стороной, что даже генеральный совет Интернационала был введен в обман и признал, что с немецкой стороны война является оборонительной. Громадное большинство молодой германской социал-демократии встало на оборонческую точку зрения и не одобрило поведения Либкнехта и Бебеля, мужественно воздержавшихся от голосования кредитов на воину. Впрочем, голосование социал-демократических депутатов в 1870 г. имело лишь скромное значение, так как Германия 1870 г. являлась еще аграрной, вывозящей хлеб страной, с относительно слабо развитой металлургией (38,8 кг чугуна на человека, а в 1900 г. — 139,1 кг на человека) и слабым развитием капиталов; рабочее движение в Германии было по сравнению с французским еще незначительно.
Бисмарк мог рассчитывать на свою провокацию наверняка, так как фактически власть во Франции принадлежала военной партии, стремление которой к войне совпадало с его собственным. Наполеон III был бессилен отвратить надвигающееся столкновение. Бонапартизм являлся военным захватом власти в момент, когда буржуазия и рабочий класс в напряженной борьбе обессилили и уравновесили друг друга, политически устали и власть валялась на улице. Но за два десятка лет существования Второй империи и буржуазия и рабочий класс отдохнули и вновь выступили на политической арене. Наполеон III, чтобы противодействовать революции слева, к началу 1870 г. решился опереться на буржуазию и установил парламентский режим. Военная партия видела рост революционной оппозиции и все беды сваливала на неудачи внешней политики, на вынужденную пассивность Франции в 1866 г. Военная партия, которой по существу являлся бонапартизм, могла удержать свою позицию внутри Франции только победами на внешнем фронте. Не готовясь к войне, шли на войну. Особенно велика была неготовность в области внутренней политики. Накануне объявления войны министр Плишон сказал Наполеону III: «Борьба между вашим величеством и прусским королем не равна. Король может быть разбит в нескольких сражениях. А для вашего величества поражение — это революция»[12]. При оппозиционных течениях во французской буржуазии и революционном подъеме рабочего класса ведение войны было политически крайне стеснено, и стратегия была лишена всякой возможности отступательного маневра.
Вооруженные силы Франции в 18 веке
Франция содержала в мирное время до 400 тыс. войск. Основным дефектом французской армии, как и русской эпохи Севастополя, была неспособность к быстрой мобилизации. С объявлением войны постоянные войска должны были выделять кадры для запасных частей и гарнизоны в важнейшие пункты. Численность действующей армии уменьшалась на 35 %, по сравнению с мирным составом. При семилетнем сроке действительной службы запаса обученных не было, и армия должна была усиливаться за счет рекрут, в мирное время освобожденных от службы и зачисленных почти без всякой подготовки в резерв. Так как буржуазия откупалась от военной службы и на ее деньги нанимались отслужившие солдаты на новый семилетний срок, то солдат сверхсрочной службы было очень много — в 1865 г. их насчитывалось 140 тыс., почти 40 % всей армии; частью это были солдаты, остающиеся на третье семилетие — предельный возраст для сверхсрочных солдат был установлен в 47 лет. Это была настоящая армия профессионалов, утратившая связь с народом и являвшаяся твердой опорой военной партии. Успешность прусской мобилизации в 1866 г, показала Франции невозможность оставаться при такой организации. В 1868 г. Ниэль реорганизовал воинскую повинность. Продолжительность действительной службы была установлена в 5 лет; затем солдат уходил в запас и состоял там 4 года. Чтобы увеличить накопление запаса, решено было прекратить оставление на сверхсрочную службу; буржуазия сохранила за собой право откупаться и была свободна в найме заместителей. Одновременно Ниэль провел зачисление на 9 лет в «мобили» — подвижную национальную гвардию всех молодых людей, не попавших на действительную службу. «Мобили» — своего рода французский ландвер — должны были собираться на обучение не свыше 15 дней в году, причем, однако, так, чтобы они моли каждые сутки уходить ночевать домой; вследствие сопротивления военных кругов этому вооружению народа, фактически обучение мобилей не проводилось почти вовсе.
Реформа Ниэля могла дать полные результаты только через 9 лет, в 1877 г., когда она позволила бы накопить 4 полных возраста запаса. Вместе с мобилями в распоряжении военного ведомства имелось бы свыше миллиона военнообязанных. Но война вспыхнула в 1870 г., когда запас только что начинал образовываться и достигал лишь 130 тыс.; кроме того, имелось 120 тыс. еле подготовленных мобилей. Эта реформа дала лишь небольшой выигрыш, но зато она лишила армию многих старых солдат; на место идеологии профессиональных бойцов она не внесла в армию буржуазного патриотизма.
Циничное уклонение богатых классов от военной службы (пусть бедные ходят с нищенской сумой![13]) и недоверие к революционным массам ставили организацию французской армии в безвыходное положение. Чтобы оторвать войска от народа и иметь в них верное орудие подавления бунта, все войсковые части квартировали вдали от районов своего комплектования. Это чрезвычайно затрудняло мобилизацию. Каждый полк имел в районе комплектования свое депо — кадр будущего запасного батальона. При мобилизации запасные должны были явиться сначала в свое депо, там получить одежду и снаряжение, и потом уже следовать командой к своему полку. Этот сложный порядок мобилизации, а также опыт предшествовавших войн объясняют, почему в 1870 г. части французской армии начали перевозки по сосредоточению к границе в первый же день войны в немобилизованном составе: казалось безразличным, где догонят команды пополнения свои полки — на постоянных квартирах или на границе. В действительности создалась трудновообразимая путаница; многие полки оказались вовсе без обоза, корпуса получили свои тыловые учреждения далеко неполностью, весьма значительная часть запасных не разыскала свои полки и блуждала. Часть батальонов была доведена до состава в 800 бойцов, часть же вступила в решительные бои в составе 400 бойцов и почти без запряженных повозок. Франция дорого поплатилась за игнорирование кропотливого мобилизационного искусства.
Общее количество призываемых при мобилизации, частью необученных, людей должно было довести вооруженные силы Франции до состава в 600 тыс.; но в течение первых трех недель войны на границе удалось развернуть только 250 тыс. обученных солдат; формирование дальнейших 100 тыс. требовало много времени и было не вполне закончено через 7 недель после начала мобилизации, к моменту Седана. Остальное представляли мобили, образовавшие преимущественно гарнизоны крепостей, и запасные части. Соображения о войне французского генерального штаба требовали развертывания на границе 440 тыс. полевых войск. В действительности пришлось начать бои, имея 250 тыс. против 450 тыс. германцев; к моменту Седана французы ввели всего в операции 300 тыс. против возросших до 550 тыс. германцев. Первый, особенно важный период войны, французы были обречены сражаться против почти двойного перевеса сил.
Франция располагала крупными запасами вооружения и снаряжения. Кениггрецкая победа пруссаков позволила провести во Франции чрезвычайный кредит в 280 млн. франков и перевооружить пехоту. Был заготовлен миллион ружей «шаспо», значительно превосходивший по надежности действия и дальности (1 500 м вместо 600 м) игольчатые ружья Дрейзе, которыми были вооружены пруссаки. Имелось к ним 113 миллионов патрон. Хуже обстояло дело в отношении артиллерии. Имелось в складах до 3 тыс. нарезных бронзовых орудий полевого калибра, заряжаемых с дула и 11 миллионов килограммов пороха. Но прусские орудия Круппа, стальные, заряжаемые с казны, намного превосходили французские в отношении меткости, дальности, скорострельности. Наполеон III стремился к перевооружению артиллерии, но реакционный французский артиллерийский комитет находил, что лучше всего простота и надежность пушки: пушки дальнего боя могут разрываться[14] от больших зарядов, а пушечные замки будут портиться на войне — вещь слишком деликатная и не боевая.
Тупого упрямства своих артиллерийских стариков Наполеон III побороть не мог. В декабре 1868 г. Наполеон III поэтому решил обойти цитадель технического регресса — артиллерийский комитет — и заказал изобретателю пулемета (картечницы), подполковнику Реффи, разработать новые образцы орудий. Чтобы можно было быстро перевооружить армию, Наполеон III поставил условием, чтобы новые пушки были бронзовые, так как французские арсеналы были приспособлены для работы над бронзой, а не сталью, и чтобы на заряды шел тот же черный порох, запасы коего имелись. Через 16 месяцев Реффи представил новые дальнобойные, заряжаемые с казны образцы, которые могли соперничать с крупповскими пушками, но война вспыхнула прежде, чем испытания их закончились. Пушками Реффи удалось вооружить лишь часть батарей во вторую половину воины.
Полевая артиллерия французов уступала пруссакам не только качественно, но и количественно. Против 1344 германских полевых пушек французская армия имела к началу войны лишь 780, организованных в батареи. Между тем в тридцатых годах французская армия насчитывала 1200 пушек. Уменьшение французской артиллерии произошло отчасти под давлением опыта колониальных войн, в которых артиллерия играла второстепенную роль, отчасти под влиянием режима экономии. Мексиканская экспедиции обошлась Франции свыше 400 млн. франков; правительство не имело мужества признаться в столь большой сумме бесплодных расходов и часть их покрыла урезками военного бюджета, в частности, за счет сокращения числа батарей. Наполеон III попытался возместить недостаточное количество батарей сформированием в полной тайне 24 батарей, каждая по 6 пулеметов Реффи. Огонь пулеметов был действителен только на 1500 м; пулеметы не могли состязаться с германской артиллерией, организация их в батарея была явно ошибочна. Хотя в целом ряде боев французские пулеметы работали успешно, все же после воины 1870 г. они на 28 лет исчезают из вооружения полевых армий: нельзя уменьшать число орудий в пользу пулеметов, таков вывод войны 1870 г. Впоследствии они возродились сначала в колониальных войнах, но уже как оружие пехоты, а не артиллерии.
Количество заготовленного снаряжения было значительно; так, в складах имелось 2 миллиона пар обуви. Но это снаряжение, несмотря на организацию маршалатов, не было рассредоточено по округам, а хранилось в больших централизованных складах на учете военного министерства, Вопросы распределения снаряжения при мобилизации обдуманы не были — в противном случае оно было бы рассредоточено. Имелось два громадных склада обоза, где повозки хранились со снятыми колесами; этим складам было нужно несколько месяцев, чтобы раздать свое содержание. Естественно, при поспешной мобилизации и сосредоточении к границе, войска остались без многих нужных им предметов, и на военное министерство посыпались жалобы, что оно не смогло заготовить самых простейших и нужных войскам предметов. В особенности задерживалось формирование корпусных тылов.
На море Франция имела сильный флот. Но так как у Германии того времени никакого флота не было, если не считать несколько мелких судов, то французский флот был обречен на бездействие. Он прикрывал морские пути во французские порты, на которые, впрочем, никто не покушался. Мысль о десанте на берега Германии, имевшем целью вовлечь Данию в войну, скоро пришлось оставить, так как все свободные войска были прикованы к фронту. Богатые материальные средства флота частью удалось использовать для усиления вооружения Парижа; моряки на сухопутье — в гарнизоне Парижа и в командном составе провинциальных армий в революционный период войны — сыграли заметную роль.
Планы войны французской армии
Французский план войны базировался на целом ряде фантастических данных: на том, что удастся в течение 2 недель собрать на границе 250–300-тысячную армию, перейти с нею в наступление, форсировать средний Рейн, добиться откола Южной Германии от северогерманского союза, провоцировать этим успехом выступление Австро-Венгрии и помощь Италии, и затем начать концентрическое наступление к Берлину, поддержанное и датскими войсками совместно с французским десантом. Нельзя сказать, что расчет на союзников и на откол Южной Германии не имел под собой никакой почвы: в случае начала победного шествия французов, они бы, несомненно, нашли союзников вне и внутри Германии. Достаточно обратить внимание на то обстоятельство, что оба баварских корпуса в первые дни войны не столько сражались, как присутствовали на полях сражений, в особенности они отличились ничегонеделанием 6 августа под Вертом; только постепенно, с течением войны, баварцы начали принимать действительное участие в военных действиях, понимая втайне, что их усилия ведут непосредственно к утрате Баварией самостоятельности. Но чтобы использовать все силы Европы, готовые свалить бисмарковскую Пруссию, надо было одержать первые успехи. Через 2 недели, когда французские войска должны были переходить уже в наступление, на границе имелось только 140 тыс. войск, притом не получивших еще своих тылов и потому не оперативноспособных. За отсутствием возможности выполнить первый шаг, весь французский план рушился.
Вначале предполагалось выставить на границе две армии: армию Базена в Лотарингии, впереди Меца, армию Мак-Магона в Эльзасе, и собирать третью резервную армию Конробера в Шалоне; все корпуса должны были быть в трехдивизионном составе. Но затем, в момент мобилизации было принято решение: в Париже должна была остаться энергичная императрица Евгения в роли регентши; Наполеон III должен был оставить Париж и непосредственно командовать войсками, объединявшимися в одну Рейнскую армию; три маршала в утешение получали в командование корпуса четырехдивизионного состава, а другие генералы — только трех- или двухдивизионного состава. Это решение потребовало полной перетасовки дивизий по корпусам и всего высшего комсостава и сверх того вовсе не учитывало болезненного состояния Наполеона III, мешавшего ему фактически руководить военными действиями; политика стремилась использовать бонапартистские традиции — впечатление отъезда императора в армию — и открыть простор диктатуре императрицы, возглавлявшей партию войны.
Прусский план войны заслуживает более внимательного рассмотрения. В 1850 г., когда престиж Франции стоял высоко, а прусская армия, до реформы 1860 г., чувствовала себя неуверенно, Мольтке исходил из осторожных предположений; вместе с контингентами Южной Германии он мог собрать на французской границе 400 тыс. войск, но уступающих в боеспособности меньшим силам французов. Поэтому Мольтке выдвигал ограниченную цель — захвата Эльзаса и Лотарингии и временного затем перехода к обороне. Мольтке допускал, что успехи, одержанные пруссаками в пограничных провинциях, подкосят Вторую империю и вызовут революцию; но операция на Париж рисовалась Мольтке очень трудной и хлопотливой; к ней он предполагал перейти лишь при благоприятных условиях, как ко второму этапу, начатому не от Рейна, а от р. Мозель. Мольтке в 1859 г. стоял; таким образом, как и Клаузевиц при неблагоприятных условиях 1831 г., за наступление лишь с ограниченной целью. Но с начала шестидесятых годов, как только прусская армия выросла количественно и качественно, а Франция увлеклась колониальными предприятиями, тихоокеанской политикой и ослабела на континенте, Мольтке, подсчитывая перевес находившихся в его распоряжении сил, сейчас же переходит к идеям сокрушения.
Мольтке составлял план войны не только для одного северогерманского союза, все вооруженные силы коего непосредственно подчинялись прусскому королю, но и для союзных государств южной Германии; Мольтке очень скептически смотрел на военную помощь, которую может оказать независимый в своих решениях попутчик на войне; поэтому он добился, что оборонительный союз с южногерманскими государствами включил полное подчинение прусскому королю с самого начала войны южногерманских контингентов; взамен Мольтке обязывался не делать никаких различий в защите прусских или союзных территориальных интересов. Помимо этого Мольтке озаботился, чтобы южногерманские контингенты не оставались бы на правом берегу верхнего Рейна для фронтальной обороны своей территории, что изолировало бы южных германцев от пруссаков, собиравшихся на левом берегу Рейна. Чтобы взять союзников крепко в руки, Мольтке не остановился перед тем, чтобы скучить все развертывание на узком пространстве левого берега Рейна.
Мольтке должен был считаться с возможностью выступления Австрии на помощь Франции. На всякий случай Мольтке не включал поэтому в первый эшелон оперативного развертывания три прусских корпуса; к перевозке их намечалось приступить во вторую очередь, после того как выяснится нейтралитет Австрии, и железные дороги освободятся от перевозки всех прочих корпусов. Австрия не была способна к такой быстрой мобилизации как Франция. Поэтому, если бы между ними была заключена военная конвенция, Австрия оказалась бы вынужденной первой начать приготовления к войне. Мольтке требовал немедленно начать войну против Франции, как только признаки этого будут замечены, 400 тыс. немцев должны скоро сломить сопротивление 250 тыс. французов. Австрийцы в это время должны будут оставить сильный заслон в Галиции против русских и заслон на р. Инн против Баварии. Не скоро австрийцы изготовятся перейти прусскую границу. За это время в Лотарингии произойдут уже решительные столкновения немцев с французами; победа пруссаков может заставить Австрию вложить в ножны меч, уже наполовину обнаженный. Но если австрийцы вступят в войну и смогут оттеснить три прусских корпуса и даже займут Берлин, война еще не проиграна: надо заключить легкий мир с разбитой Францией и перебросить прусскую армию вниз по Дунаю; баварцы на Инне образуют прикрытие, которое обеспечит эту переброску. Решительное наступление вниз по Дунаю на Вену сразу ликвидирует все успехи австрийцев в прусских провинциях. Таким образом в случае борьбы против коалиции Мольтке накануне 1870 г. предполагал действовать по внутренним линиям между двумя различными театрами войны.
Отказ выделить «обсервационную» армию для охраны границы с государством, нейтралитет коего ненадежен, характерен для стратегии Мольтке, по крайней мере в ее блестящую эпоху сокрушения: Мольтке устремляет все силы против врага, уже обнажившего оружие, не стесняется добиваться двойного перевеса сил на театре реальных военных действий за счет полного оголения прочих границ; железные дороги, открывая возможности быстрой переброски и действий по внутренним линиям между различными театрами, позволяют ему обходиться без выделения «обсервационных», т. е. не действующих, только наблюдающих сил, и достигать на войне сразу же максимума стратегического напряжения государства.
Мольтке не только верно определил количество французских войск, с которыми немцам пришлось встретиться, но и пункты их сосредоточения. Последнее, впрочем, не представляло труда, так как в 1870 г. оперативное развертывание должно было происходить уже полностью по железным дорогам; в то же время развитие железных дорог еще не достигло такого уровня, чтобы железные дороги имели избыток транспортного могущества и позволяли бы не полностью использовать их. Для оперативного развертывания создались условия, лишенные всякой гибкости. Франция имела в пограничной с Германией полосе два больших железнодорожных узла — Мец и Страсбург. Каковы бы ни были соображения французского командования, немцы непременно должны выли повстречать две группы французских войск, разделенные Вогезами и опирающиеся на Мец и Страсбург. Таковыми в действительности и оказались группы маршалов Базена и Мак-Магона.
Сокрушение Франции, выдвинутое Мольтке, требовало захвата Парижа: германские армии должны были стремиться к французской столице и по пути уничтожить живые силы Франции. Предстояло решить лишь вопрос об общем направлении операции: обходить ли французов правым крылом, чтобы отрезать их от Парижа и прижать к швейцарской границе, или обходить левым крылом, стремясь перехватить дорогу на Париж и прижать французов к бельгийской границе. Начертание границ, положение Парижа и местные условия говорили в пользу того, чтобы сделать ударным, заходящим, правое крыло вторгающихся во Францию немецких армий и поставить себе целью оттеснение и окружение французских армий у границы Швейцарии. Однако Мольтке должен был считаться с тиранией железных дорог, которые позволяли гораздо легче накопить большой кулак на границе Эльзаса, чем по соседству с Голландией и Бельгией, — и Мольтке построил свой план на систематическом обходе французов с юга и на оттеснении их к бельгийской границе. Этот план полностью не удался по отношению к армии Базена, которая не решилась оторваться от Меца и двинуться между немцами и бельгийской границей, была окружена и погибла в Мецской крепости; но он получил законченное осуществление под Седаном, против Шалонской армии. В 1914 г. немцы приступили к осуществлению противоположного плана, лучше отвечающего условиям начертания территории Франции, — к обходу правым крылом и оттеснению французов на юг; но этот план Шлиффена стал возможен лишь после двадцати лет специально ориентированного на эту цель железнодорожного строительства.
Оперативное развертывание намечалось Мольтке в недалеком расстоянии от границы, с тем чтобы скорее использовать преимущество немцев в подготовке, быстроте мобилизации и численности. Но план предусматривал, если французы перейдут в наступление ранее 17-го дня мобилизации, отход 2-й центральной армии, наиболее подверженной удару, от Нейнкирхена и Гомбурга, где ее предположено было высаживать, на 6 переходов назад, к Рейну. 16 июля было первым днем мобилизации; перевозки по сосредоточению должны были начаться только 24 июля, по окончании мобилизации; но немедленно после начала мобилизации стали поступать сведения о том, что французские войска в немобилизованном составе перевозятся к границе; в этих условиях высадка 2-й армии в Нейкирхене и Гомбурге, в одном переходе от границы, подвергала их опасности поражения побатальонно; поэтому Мольтке распорядился обрезать ее перевозку и высаживать ее на Рейне. Это укорачивание перевозки являлось единственным способом проявления гибкости развертывания в ту эпоху.
В конечном счете, свыше полумиллиона германцев развертывалось на фронте от Трира до Карлсруэ протяжением 160 км , это было очень тесное развертывание; если принять во внимание, что армии должны были двинуться в расходящихся направлениях, 1-я и 2-я — в Лотарингию, а 3-я — в Эльзас, то в этом развертывании можно усмотреть кажущееся отступление от данной нами характеристики оперативного искусства Мольтке. В действительности, прусские армии были подготовлены лишь к развертыванию на том узком участке, где прусская территория граничила с французской; Мольтке позаботился подтянуть к этому участку и южногерманские контингенты. Участие Южной Германии в войне С Францией являлось в известной степени условным; оперативная подготовка на нее распространялась в слабой степени. Мольтке выдвинул твердый вариант развертывания, который мог бы быть осуществлен и без южных немцев; южная Германия непосредственно не прикрывалась развертыванием Мольтке, но она прикрывалась косвенно: 3-я армия, на линии Ландау — Карлсруэ, занимала фланговую позицию и, в случае попытки французов из Эльзаса переправиться через Рейн, 3-я армия обрушилась бы на их фланг и тыл. Что Мольтке стремился возможно скорее выйти из оперативно-скученного положения и получить возможность действовать двумя раздельными группами, направленными по сходящимся направлениям, видно из того, что он торопил 3-ю армию скорее перейти в наступление от Ландау и вторгнуться в Эльзас; тем самым он создавал могучую охватывающую группу, которая могла бы перевалить Вогезы и обрушиться на правый фланг французов, если бы последние, как казалось вероятным, вступили в решительный бой с 1-й и 2-й немецкими армиями близ границы Лотарингии на р. Саар.
Немецкий тыл в войне с Францией
Существенным пропуском соображений Мольтке являлся недостаток каких-либо указаний о работе тыла в предстоящих операциях. Опыт войны 1866 г. был еще недостаточно уяснен. Между работой генерального штаба, подготовлявшего операции, и работой военного министерства, организовывавшего продовольствие войск, никакой увязки не было. Мольтке намечал перейти в решительное наступление на 20-й день мобилизации; военному министерству следовало прежде всего обдумать и подготовить довольствие войск в районе развертывания с 9-го по 20-й день мобилизации. Между тем, у военного министерства не было там никаких запасов; с началом войны оно распорядилось, чтобы корпусные округа на Рейне произвели торги на заготовку продовольствия на 6 недель для всех развертываемых сил. Но продовольствие, законтрактованное таким путем, начало поступать только тогда, когда Рейн совершенно уже очистился от войск, и большей частью использовано не было. По-видимому, о переходе в наступление на 20-й день органы военного министерства не были осведомлены заблаговременно. Выручали немцев лишь богатые местные средства. Вместо того, чтобы стремиться организовать хлебопечение в районах, в которых находились войска, интендантство начало выпекать хлеб в крупных городах на Рейне и Майне; хлеб до войск не доходил; не понимая, что дело тормозится лишь условиями транспорта, на жалобы войск на отсутствие хлеба военное ведомство ответило нарядом Берлину — выпекать ежедневно для армии 100 тысяч порций хлеба и корпусным округам — даже I корпуса в Восточной Пруссии — выпекать побольше хлеба и высылать в действующую армию. Но железные дороги еще полным ходом работали по сосредоточению войск, хлеб залеживался и портился в пути.
Тогда как в 1914 г. в первую голову немцы перебрасывали в район развертывания этапные хлебопекарни и личный состав для этапных транспортов, чтобы войска прибывали уже на оборудованную в тыловом отношении территорию, в 1870 г. никакой аналогичной подготовки не было; несмотря на это, в первую очередь перевозились только войска; дивизионные, корпусные и армейские тылы следовали лишь потом. Переход в наступление был начат до прибытия большей части тыловых учреждений. Эта война заканчивала собой период развития военного искусства, в течение которого железные дороги расценивались, как технический шаг вперед, устраняющий всякую необходимость подготовки базирования, которой в эпоху Фридриха и Наполеона посвящалось так много внимания. Конечно, было бы ошибочно в век железных дорог оставаться с теми огромными складами в крепостях пограничной полосы, которые имелись в XVIII веке; в этом отношении понятие «база» растворилось ныне во всей территории государства; каждая железнодорожная станция может питать десятки и даже сотни тысяч солдат. Но операции и развертывание должны быть подготовлены в тыловом отношении; для ускорения сосредоточения важно часть запасов иметь заблаговременно в районе развертывания, и там же среди войск должно быть организовано хлебопечение.
В 1870 г. прусские войска сформировали себе из обывательских подвод «временные транспорты»; получился удивительный разнобой в тыловом отношении. Войскам разрешалось задерживать при себе обывательские подводы (в 1-й армии — по 2 на батальон и батарею и по 3 на эскадрон). Интендантский персонал оказался не на месте: из 12 корпусных интендантов только 3 по состоянию здоровья смогли выступить в поход; остальных пришлось импровизировать. Органы полевого интендантства, вместо того чтобы с первых же дней приступить к энергичной работе формировались по плану мобилизации только на 10-й день. Интендантство по-прежнему не умело использовать железные дороги. По железным дорогам к армии подвозились не обезличенные грузы которые могли быть направлены туда, где в них была наибольшая надобность, а грузы отдельных владельцев по различным накладным, как в мирное время. Что делать станции, на которую сыплются грузы, неизвестно кем посланные, неизвестно кому адресованные и ждущие предъявителя накладной? Замешательство и остановка работы станции являлись неизбежным последствием.
В 1870 г. уже начали функционировать этапные инспекции, которые должны были объединить работу тыла каждой армии и явиться единственным адресатом для железных дорог. Но только постепенно удалось перейти от корпусной анархии к организации армейского тыла. Подвоз в сущности функционировал весьма скромно, и преимущественно только в моменты остановок. При осаде Парижа главнокомандование предоставило маасской армии один продовольственный поезд в день, но фактически она получала не больше чем 1 поезд в три или четыре дня, а с 28 ноября по 28 декабря пришло всего только три поезда, и то почему-то со скотом, который имелся и на месте, а не с мукой. Для сбора местных средств для армии широко использовались кавалерийские дивизии. Маасская армия под Парижем в общем была сыта, а 3-я армия, также осаждавшая Париж, частенько голодала. Единообразной, картины тыл не представлял. Хуже всего обстояли дела у баварцев, которые и голодали, и обижали местное население, и изводили много денег.
Подвоз огнестрельных припасов не стоял еще остро для полевых войск: за всю войну им было подвезено только 30 миллионов патронов и 362 тысячи снарядов, т. е. груз двух неполных десятков поездов. Полевая германская пушка за 5½ месяцев операций израсходовала только по 190 выстрелов. Осложнения создавались лишь тогда, когда приходилось осаждать крепости. Осада Страсбурга за короткое время заставила израсходовать по весу столько же боеприпасов, сколько было израсходовано в полевых боях за всю войну. Таков закон позиционной борьбы. Бомбардировка Парижа задерживалась в течение двух месяцев отчасти из-за трудности подать осадные грузы по единственной железной дороге, недостаточно кормившей к тому же две армии.
Французы при отступлении весьма недостаточно портили железные дороги; по-видимому, частные железнодорожные общества берегли свое добро. Но железнодорожные войска у немцев находились еще только в зародыше. Железные дороги во многих местах были преграждены крепостями. Как ни слабы были эти крепости и их гарнизоны, немцы долго возились с ними, так как в вопросе об атаке крепостей они были в 1870 г. такими же профанами, как русские в 1914 г., и вовсе не имели тяжелой полевой артиллерии. Атаку Страсбурга они вели еще приемами, выработанными в конце XVII века Вобаном и удерживавшимися среди русских военных инженеров до XX века включительно. А когда потребовалось немцам построить железнодорожную ветку в обход Меца на участке Ремильи — Понт-а-Муссон, протяжением всего в 30 км , что предусматривалось еще за год до войны, то тыл нескоро справился со сбором рабочей силы, материалов и инструментов; потребовалось 6 недель, чтобы закончить эту простую ветку.
Тактика прусской армии
Тактические действия пруссаков в 1870 г. весьма отличны от действий 1866 г.; во многих областях мы видим у пруссаков сильные стороны в 1870 г. там, где у них были раньше слабые, и наоборот; изменение тактического облика армии за 4 года характеризует гибкость и неустойчивость, столь свойственные тактике. В 1870 г. Мольтке удается использовать кавалерийские дивизии в 2–3 переходах перед фронтом армии для оперативной разведки; ему удалось оторвать конницу от главных сил армии, вытолкнуть ее из хвостов походных колонн, где она следовала в 1866 г., как последний резерв для поля сражения. Однако большая часть конницы еще не была вооружена ружьем, совершенно не была способна к спешенному бою, и кавалерийские дивизии еще не имели оперативного оборудования для самостоятельных действий.
Точно так же и артиллерия, тащившаяся в 1866 г. в хвосте походных колонн, пехоты, запаздывавшая вступлением в бой, побатарейно выезжавшая на позиции и враздробь вступавшая в состязание с австрийскими артиллерийскими массами, коренным образом отказалась от этого способа действий, основанного на преданиях наполеоновской эпохи, когда гладкостенный артиллерийский резерв выжидал позади решительный момент, чтобы выскочить на картечь и создать в короткое время брешь в том пункте неприятельского боевого порядка, куда устремляется пехотная атака. При Мольтке, в 1870 г., прусская артиллерия, имевшая дальнобойные пушки, перешла от тактики рода войск ближнего боя к тактике рода войск дальнего боя. Роль артиллерии при этом значительно выросла.
Задача добиваться с самого начала решительного превосходства в количестве ведущих огонь батарей была формулирована совершенно отчетливо. В походной колонне корпуса корпусная артиллерия была передвинута в голову шедшей впереди дивизии. Как только начинали доноситься до слуха выстрелы, все батареи в походной колонне переходили в рысь и, обгоняя пехоту, неслись и пристраивались к стреляющим батареям. Мгновенно образовывались и продолжали расти могущественные артиллерийские линии — по 100 и более орудий, которые составляли костяк боевого порядка, лишь постепенно обраставший пехотой. Корпусная артиллерия стоявших во второй линяй корпусов часто вливалась на эти огромные артиллерийские позиции. Развертывание артиллерии иногда оказывалось даже недостаточно прикрытым пехотой; но в общем этот метод делал немцев сразу хозяевами поля сражения.
Что касается прусской пехоты, то в 1870 г. она не является уже столь определенной представительницей огневой тактики, при помощи которой она пожала в 1866 г. ряд крупных успехов. Казалось бы, не было никаких оснований отказываться от столь успешно испытанных огневых приемов решения боевых задач. Но мы встречаемся здесь с огромным давлением, производимым на тактику качеством вооружения: в 1866 г. прусская пехота имела превосходное игольчатое ружье против австрийского штуцера, а в 1870 г. имела против себя такое же игольчатое ружье — шаспо, но еще более усовершенствованное, стрелявшее на в 2,5 раза большие дистанции. Естественно в прусской пехоте родилось стремление не задерживаться на удалении от 1500 м до 600 м от французов, так как в этой полосе прусская пехота была беззащитна от огня шаспо. На близких дистанциях прусская пехота, благодаря своей превосходной стрелковой подготовке, могла рассчитывать успешно конкурировать с французским ружейным огнем. Однако нарастал соблазн — передать весь центр тяжести огневой подготовки своей артиллерии, решительно превосходившей французскую, выждать вдали от неприятеля, пока артиллерия закончит свое дело, и потом одним лихим ударом опрокинуть неприятеля. Старые ударные идеалы, имеющие за собой два тысячелетия господства в тактике, готовы всегда возродиться. В прусской армии их возрождению особенно содействовали плацпарадные тенденции, всегда существовавшие, а после усиления кадровой армии в шестидесятых годах и побед 1866 г. снова усилившиеся под влиянием феодальных тенденций короля Вильгельма.
Выжиданию результатов действия огня своей артиллерии препятствовала развивавшаяся в прусской армии традиция вести бой встречным образом, не давая неприятелю времени устроиться и осмотреться. В этом отношении тактика 1870 г. являлась непосредственным продолжением тактики 1866 г.
В эпоху Наполеона завязке боя предшествовало сосредоточение войск из походных колонн в резервный порядок. При недальнобойности гладкостенных пушек враждебные армии могли беспрепятственно массировать свои силы в очень небольшом удалении друг от друга. Сражению предшествовала пауза. Пока войска стягивались из коротких походных колонн, старший начальник имел возможность произвести личную рекогносцировку небольшого поля сражения, размеры которого для целой армии в эпоху Наполеона равнялись современному полковому или дивизионному участку. Эта пауза представляла во времени границу между оперативными и тактическими действиями. Составив себе ясное представление об обстановке, старший начальник принимал определенный план; если данных было недостаточно, он завязывал бой на фронте своим авангардом, соответственно подкрепляемым, и держал наготове массы своего резерва, чтобы в момент, когда обстановка назреет, принять решение и нанести свежей организованной массой сокрушающий удар.
Тактическая мысль в течение XIX века долгое время стремилась удержать эту схему, несмотря на те противоречия, которые вызывались изменившимися условиями. Создалось определенное противоречие между теорией и практикой, вызывавшее встречный бой в «диком» состоянии, представляющий большие опасности. Мы познакомились уже с условиями встречного боя, народившимися в 1859 г. Пауза в момент сбора войск из походных колонн в резервные порядки оказалась недостижимой: бой начал завязываться сразу, как только головы походных колонн сближались с противником на расстояние выстрела. Между тем пауза для сбора войск в новейшие времена должна была быть особенно значительной вследствие увеличения глубины походных колонн в несколько раз. Пауза отпала, отпал момент для рекогносцировки и принятия старшим начальником боевого решения, отпала граница во времени между оперативными и тактическими действиями, — они слились в одну неразрывную операцию. Войска стали непосредственно из походных колонн вливаться в бой.
Народилось новое обстоятельство, заставлявшее вместо прежней паузы торопиться со вступлением в бой. Новые условия заключаются в сильно увеличившейся действительности огня и быстроте, с которой войска возводят укрепленные позиции. Если в современных условиях принять двухдневную паузу, которая предшествовала Бородинскому сражению, то надо рассчитывать уж не на условия полевого боя, а на атаку сильно укрепленной позиции. Мы уже видели, как в 1863 г. под Гетисбургом южане проиграли операцию из-за неумения и нежелания вести сражение в духе встречной атаки, как того хотел генерал Ли. Теперь, с одной стороны, дальнобойность оружия и длина походных колонн заставляют головы колонн вступать в бой, не дождавшись подхода хвостов, а с другой стороны, скорострельность оружия, наличие лопат и умение ими пользоваться у противника, заставляют не дарить ему ни одной минуты на организацию фронта, если только мы не застаем уже противника на устроенной позиции.
Управление во встречном бою в значительной мере децентрализуется. Встречный бой нельзя рассматривать, как самостоятельные действия одной колонны; он порожден подходом к линии столкновения с противником по многим путям. Ведут бой старшие начальники в колоннах — командиры корпусов, начальники дивизий и командиры бригад. При недостаточной подготовке частных начальников встречный бой угрожает выродиться на поле сражения в анархию. В 1866 г. за исключением немногих случаев успех давался пруссакам легко. Слабый огонь австрийцев и их неуклюжие массы поощряли прусскую пехоту продвигаться повсюду, подходить на дистанцию в 600 шагов и меньше и расстреливать густые беспомощные колонны неприятеля. В прусской армии быстро воспиталось понимание тактики, как стихийного броска всех вперед. Воскрес старый лозунг воспитателя прусской пехоты первой половины XVIII века фельдмаршала принца Леопольда Дессау: «Напролом». В войну 1870 г. стихийное движение по прямой линии на обнаруженного врага, не ожидая распоряжений свыше и не вдумываясь в обстановку, становится законом для командного состава. Инициатива частных начальников, так толкующих тактику, крайне затрудняет управление и вообще какое-либо маневрирование. Редкий начальник вспоминает о желательности добиться или выждать результатов охвата. Артиллерии, превосходящей очень значительно французскую, часто не дают времени подготовить атаку. Прусские командиры помнят, что на дальних дистанциях французское шаспо сильно превосходит прусское игольчатое ружье, и рвутся скорее достичь дистанций, меньших 600 шагов, где шансы, даваемые оружием, сравниваются. При двойном превосходстве сил, при огромном количественном и качественном перевесе германской артиллерии, при пассивности французского командования, мечтавшего только о том, чтобы отсидеться на крепких позициях, и этот тактический хаос позволил немцам одерживать победы. Однако, тактика встречного боя, неосознанная, в диком состоянии, обходилась немцам дорого: за три боевых августовских дня под Мецом германская армия потеряла 40 тыс. убитыми и ранеными против 29 тыс. выбывших из строя французов; и таково соотношение потерь, несмотря на решительное превосходство немецкой артиллерии.
Рассмотрим два тактических эпизода из сражения при Гравелоте, характерных для прусской тактической подготовки к войне; оба наступавших здесь прусских корпуса были первый раз в бою, и опыт войны не ввел еще поправок в усвоенные войсками методы боевой работы. Один из этих прусских корпусов — IX — был в 1870 г. самым слабым; он был образован после кампании 1866 г. за счет территориального прироста северогерманского союза; одна его дивизия была гессенская, другая — укомплектована уроженцами оторванных от Дании в 1864 г. Шлезвига и Гольштейна; другой корпус — гвардейский — отличался наибольшей муштрой, высоким плацпарадным обучением; в воспитании его особенно прочно удерживались феодальные пережитки.
Атака IX корпуса 18 августа 1870 г.
Французская армия Базена силой в 150 тыс. занимала позицию с фронтом, перевернутым к Франции, с тылом, обращенным к крепости Мец, протяжением 12 км — от высот левого берега р. Мозель до селения Рокур, с передовой позицией у Сен-Мари-о-Шен. 1-я и 2-я германские армии, перешедшие р. Мозель южнее Меца, силой в 230 тыс., имели целью стать на путях отступления французов; к утру немцы стояли фронтом на север под прямым углом к французскому фронту. Немецкое командование было очень плохо осведомлено о французах. Оно предполагало, что может быть большая часть французов попытается ускользнуть вдоль бельгийской границы и тогда их надо будет атаковать в северном, направлении. Вероятнее же французы стоят впереди Меца, и их в таком случае надо будет атаковать с охватом их правого фланга с севера. Предстояло разрешить трудную задачу атаки одновременно с поворотом фронта, задачу, на которой еще в 1346 г. под Кресси разбилось французское рыцарство. Прусский генеральный штаб и в 1870 г. как и в 1866 г., еще плохо умел организовать разведку, и в этих условиях развертывание пруссаков 18 августа одновременно с переменой направления оказалось почти непосильной задачей.
Ряд ошибок и недоразумений привел к тому, что немецкое командование полагало, что французская позиция (на 150 тыс. бойцов) тянется только на 5 км и оканчивается у Монтиньи-ла-Гранж. 1-я армия (VII и VIII корпуса) должна была развернуться у Гравелота против французского фронта, а 2-я армия, наступая уступами слева, чтобы помешать отходу французов северными путями вдоль бельгийской границы и атаковать французов с охватом их правого фланга. В первой линии двигались IX, гвардейский и XII корпуса. Этим трем корпусам указывалось наступать не в походном, а в резервном порядке, так как принц Фридрих-Карл, командовавший 2-й армией, желал их иметь сосредоточенными для быстрого развертывания в любом направлении и предполагал, что противник будет встречен вскоре[15]. III и X корпуса, понесшие большие потери 16 августа, наступали во второй линии. IX корпусу указывалось «следовать в направлении на Вионвиль и Ля-Фоли. Если там расположен правый фланг неприятеля, то корпус должен завязать вначале бой развертыванием сильной артиллерии». Гвардейский корпус направлялся на Аманвилье, где уже во всяком случае ожидалось, что французский фронт оканчивается и можно завершить охват. Вследствие ошибочного представления о протяжении французского фронта, IX, гвардейский и большая часть XII корпуса, вместо охвата французского фланга, вышли разновременно против французского фронта.
Когда голова IX корпуса подошла к Верневилю, командир IX корпуса генерал Манштейн ясно увидел белые палатки французского бивака на высоте у Монтиньи-ля-Гранж. Он решил немедленно и энергично вступить в бой, хотя обстановка, казалось бы, позволяла осмотреться и выждать развертывания следующего левее гвардейского корпуса. 2 батальона авангарда были свернуты из Верневиля против леса Жениво, на опушку которого вылезли французские стрелки. Артиллерия, следовавшая в голове 18-й дивизии, а также корпусная была вызвана из колонны усиленным аллюром, чтобы занять позиции на гребне, идущем от Аманвилье к Верневилю. Развертываясь здесь уступами слева, батареи IX корпуса заняли охватывающую с севера позицию по отношению к Монтиньи-ля-Гранж. Для обеспечения левого фланга артиллерии головной полк главных сил был направлен на лесок де-ля-Кюс.
Когда около полудня батареи открыли огонь по Монтиньи, оказалось, что не немцы охватили французов, а далеко тянущаяся к северу позиция французов охватывает и анфилирует левый фланг немцев. Пушечный, пулеметный и ружейный огонь обрушились на немецкие батареи не только с фронта, но с близкой дистанции с левого фланга и даже отчасти с тыла. 4 левофланговые немецкие батареи пытались переменить позицию под прямым углом, фронтом к Аманвилье, но были вынуждены замолчать; часть батарей успела сняться с позиции и отъехать назад, часть была брошена прислугой; французские разведчики, вышедшие вперед, укатили на руках во французское расположение 4 пушки. Спешно бросаемые на север подходящие части из походной колонны — большая часть 18-й дивизии и вся 25-я дивизия — собрались в небольшом леске де-ля-Кюс. Под сильным огнем из окопов перед Аманвилье слабая пехота IX корпуса не могла держаться в поле, и почти два десятка батальонов укрылись в небольшом перелеске, где за каждым деревом пряталось по 6–7 человек.
Генерал Манштейн просил его поддержать. Командующий 2-й армией выделил на помощь ему за счет гвардейского корпуса, вступавшего в решительный бой за С.-Прива, 3-ю гвардейскую бригаду. Около 5 часов вечера генерал Манштейн приказал начать решительную атаку на Аманвилье. 25-я дивизия, разложившаяся под артиллерийским огнем в своем перелеске, обозначила это наступление только одиночными людьми. Но свежая гвардейская бригада бросилась на штурм, почти вовсе не подготовленный артиллерией; штурм был отбит с большими потерями — в гвардейском стрелковом батальоне выбыли все офицеры. Когда наступила темнота, выяснилось, что французы ушли к Мецу вследствие захвата С.-Прива совокупными усилиями гвардейского и XII корпусов.
Печальные действия IX корпуса развились из крайне неудачной, торопливой завязки боя. Вместо того чтобы в вопросе, где фланг противника, верить своим глазам, своим органам разведки, охватывающие части слепо ориентируются до идущим свыше приказаниям, основанным на недоразумениях. Полная бесцельность энергичного начала боя и тяжелых жертв вечернего штурма очевидна. При активном образе действий французов немцы здесь легко могли бы потерять свою артиллерию, и в центре армии сложился бы тяжелый кризис.
Такие же неудачные тактические действия можно отметить в тот же день и у частей 1-й армии Штейнмеца у Гравелота. Здесь немцы переоценили свой успех после открытия артиллерийского огня и начали бой с преследования противника, на самом деле непоколебимо занимавшего укрепленную позицию, бросив в дефиле шоссейного перехода через Гравелотский овраг кавалерийскую дивизию. Паника и тяжелые недоразумения явились естественным следствием.
Атака 1-й гвардейской дивизии на С.-Прива
Гвардейский корпус ночевал западнее, у Габонвиля, а XII саксонский корпус — восточнее, у Пюксье; естественно было бы оставить гвардейский корпус и на западном, заходящем фланге, а саксонцев в центре 2-й армии; но в таком случае саксонцы и гессенцы, с которыми пруссаки воевали в 1866 г. и которых принц Фридрих-Карл расценивал, как не совсем надежных, оказались бы рядом и образовывали основу армии. В центре Фридрих-Карл хотел иметь надежный корпус. Поэтому он двинул гвардию на Донкур, а саксонцев на Жарни по перекрещивающимся направлениям. Гвардия получила приказ наступать через Верневиль на Аманвилье для содействия IX корпусу в его охвате. 1-я гвардейская дивизия, двигавшаяся в голове, взяла севернее указанного ей направления, на Габонвиль. Достигнув его, она увидела, что фронт французов тянется к расположенному на высоком холме селению С.-Прива, которое сильно занято. Поэтому командир 1-й гвардейской дивизии генерал Папе решил свернуть на север для охвата фланга французов у С.-Прива. Но на его пути оказалось селение Сен-Мари-о-Шен, занятое 2½ батальонами французов как передовой пункт. Генерал Папе решил овладеть этим селением совместно с саксонцами. Корпусная артиллерия и артиллерия 1-й гвардейской дивизии уже выехали на позицию к северо-востоку от Габонвиля и обстреливали участок от С.-Прива до Аманвилье. Выезд гвардейской артиллерии был так же рискован и стремителен, как и артиллерии IX корпуса, и не прикрыт пехотой. Но один гвардейский батальон успел занять селение Сент-Эль и тем прикрыть артиллерию на наиболее угрожаемом участке. Саксонская артиллерия обстреляла Сен-Мари-о-Шен, после чего 17 гвардейских и саксонских батальонов, развернувшиеся полукругом против Сен-Марио-Шен, почти без выстрела бросились на деревню и легко ею овладели, так как французы уже начали очищать этот передовой пункт. В само селение ворвалось свыше 10 батальонов, которые перемешались на тесном пространстве небольшой деревни (500 × 500 м ). Саксонцы начали медленно собираться для продолжения своего обходного движения, а 1-я гвардейская дивизия была задержана и отдыхала около этой деревни в течение полутора часов. Теперь вся гвардейская артиллерия была развернута на фронте от Сен-Мари-о-Шен до Габонвиля; командир гвардейской артиллерии не возвращал командиру 1-й гвардейской дивизии его дивизионную артиллерию, несмотря на настояния последнего. 2-я гвардейская дивизия, выделив одну бригаду на поддержку IX корпуса, ввязалась другой бригадой в семнадцатом часу дня в атаку высот, которые тянутся от С.-Прива к Аманвилье. Северо-западнее Сен-Мари-о-Шен развертывались саксонские батареи. Генерал Папе полагал, что его дивизию двинут на северо-восток, на Монтуа, для совместного с саксонцами охвата французов; он видел, что охватывающее движение саксонцев развивается очень медленно, что гвардейская артиллерия обстреливает французские батареи и стрелков, но селение С.-Прива, куда прибывали все новые французские батальоны, остается вовсе не обстрелянным.
Командир гвардейского корпуса, весьма ограниченный принц Август Вюртембергский, и его слабый начальник штаба генерал Даненберг, наблюдая французские позиции, пришли к заключению, что французы начинают очищать свою главную позицию, В действительности многие французские батареи, не выдержавшие огня прусской артиллерии, снимались с позиции и отъезжали назад, а французские стрелки очищали некоторые передовые окопы и концентрировались на главной позиции. Но в общем 6-й французский корпус маршала Канробера, занимавший этот участок позиции, стоял еще твердо. В большом селении С.-Прива (площадью 1000 м × 500 м ), с большими каменными многоэтажными домами и массой крепких каменных заборов, находилось до 14 батальонов. Такое нагромождение войск, конечно, являлось тоже ошибочным. Саксонцы обещали Августу Вюртембергскому начать в 17 часов атаку против С.-Прива с севера; правда, имелись данные, что их движение происходит с запозданием на полтора часа; тем не менее, когда саксонская артиллерия с дороги Сен-Мари-о-Шен — Обуэ открыла огонь, Август Вюртембергский решил, что охватывающая атака саксонцев начинается, и что их артиллерия уже подготавливает штурм С.-Прива; в действительности она обстреливала французские цепи к западу от Ронкура. Боясь, что саксонцы захватят на фронте стоящей на месте гвардии С.-Прива, что явилось бы скандалом, и так как уже вечерело, командир гвардейского корпуса приказал 1-й гвардейской дивизии наступать севернее шоссе, ведущего от Сен-Мари-о-Шен к С.-Прива.
Перед самым моментом отдачи приказа 1-й гвардейской дивизии к принцу Августу Вюртембергскому явился командир корпусной артиллерии шедшего во второй линии X корпуса и предложил выставить для обстрела С.-Прива 10 находившихся по близости (у Батильи) батарей X корпуса, на что требовалось только 20 минут. Август Вюртембергский отказал; с атакой нужно торопиться и нет больше времени усилять артиллерию и выжидать результатов ее огня. Поведение командира гвардейского корпуса является яркой иллюстрацией мысли Клаузевица, что на войне впечатления чувств оказываются сильнее выводов холодного расчета. Тщетно ген. Папе пытался доказать, что французы и не думают уходить, что саксонцы еще далеко, что С.-Прива совершенно еще не обстреляно, — бригада 2-й гвардейской дивизии уже наступала южнее шоссе, и 1-й гвардейской дивизии надлежало поддержать соседей. Генерал Даненберг, начальник штаба корпуса, всем встречным начальникам гвардейской пехоты указывал направление на самые высокие дома С.-Прива. В ту эпоху в теории тактики господствовало понятие тактических ключей, т. е. таких точек на позиции противника, которые представляют решительный тактический пункт, и со взятием которых оборона остальных участков неизбежно должна пасть. В России эта теория держалась до начала XX века. Таким тактическим ключом рисовалось и селение С.-Прива со своими многоэтажными постройками на холме и великолепным обстрелом. Но ведь французы, находившиеся против гвардии, занимали не только С.-Прива, но весь участок от Ронкура и до Аманвилье, протяжением около 4 км . Никакой попытки поделить участки между атакующими войсками не было сделано, за исключением установления разграничительной линии — шоссе — между 1-й дивизией и 4-й бригадой 2-й дивизии.
Генерал Папе утром 18 августа встретил командира III армейского корпуса генерала фон Альвенслебена, который вел 16 августа упорный бой под Марс-ла-Туром; III корпусу удалось преградить путь отступления французам ценой жестоких потерь. Альвенслебен предупредил генерала Папе, что «мы не дооцениваем огонь французских шаспо и пулеметов. Невозможно наступать так, как мы разучивали тактику на наших учебных плацах; надо больше маневрировать, необходимо разыскивать и использовать малейшие закрытия на местности; надо предоставлять артиллерии время долго и упорно поработать. К угрозе своему флангу французы очень чувствительны». Однако ударный успех под Сeн-Мари-о-Шен заставил Папе забыть это предостережение.
1-я гвардейская дивизия была расположена таким образом: 2-я бригада (2-й, 4-й пехотные полки и фузилерный полк), принимавшая участие в атаке Сен-Мари-о-Шен, группировалась: 2-й полк — на западной опушке деревни; 4-й полк — на северной опушке деревни; фузилерный полк и гвардейский егерский батальон занимали позицию на обращенной к востоку опушке; 1-я бригада находилась в резервном порядке к юго-западу от деревни, фронтом на северо-восток; ее полки стояли рядом; имея впереди по одному батальону в строю поротно и за ним два батальона в полубатальонных колоннах. Части были разведены на самые скромные интервалы и дистанции. Полубатальонная колонна из середины еще рассматривалась как основной боевой строй. Положение огневой тактики, что основой ведения боя должен быть не сомкнутый, а рассыпной строй, не было еще усвоено прусской гвардией. Так как ружейные пули французов долетали до расположения бригады, то во избежание лишних потерь солдаты в резервном порядке лежали на земле. Генерал Папе решил двинуть в первую очередь 1-ю бригаду, еще не вступавшую в бой, а 2-ю бригаду вести затем вслед, уступом слева. Фузилерный полк и егерский батальон — всего 4 батальона — он оставил в Сен-Мари-о-Шен для прочного занятия исходного положения; это была соломка, подостланная на случай неудачи.
Так как селение Сен-Мари-о-Шен с узкими улицами было забито войсками, то 1-й бригаде при своем развертывании предстояло его обойти. Генерал Кессель, командир бригады, решил вопрос так, как его решали на тактических учениях: в 5 час. 45 мин. он двинул резервный порядок бригады левым плечом вперед на восток, чтобы обойти Сен-Мари-о-Шен с юга; головные роты выслали короткую стрелковую цепь (всего 4 взвода на всю бригаду), так как резервный порядок был очень скучен, а до захождения плечом нельзя было раздвинуть интервалы, чтобы не затруднить еще больше захождение; стрелки, несмотря на беглый шаг, не могли оторваться достаточно вперед; генерал Кессель трижды отдавал приказание направляющей 12-й роте 3-го полка «меньше шаг», но пули противника летели целыми роями, все прибавляли шаг и теснились массой, не находившейся уже в образцовом порядке, непосредственно за стрелками. Пройдя селение, генерал Кессель скомандовал направляющей роте изменить направление в полоборота налево, чтобы перейти к северу от шоссе, в пределы своего участка; другие части резервного порядка бегом выровняли резервный порядок в новом направлении; переход шоссе, обсаженного деревьями и имеющего глубокие канавы, затруднялся облическим движением; фактически движение в полоборота налево при переходе через шоссе обратилось в движение налево, перпендикулярно к шоссе, с фактическим направлением на Ронкур. Это маневрирование резервного порядка бригады представляло бы и в мирных условиях кунстштюк, высокое достижение плацпарадного искусства; а теперь его приходилось выполнять под жестоким огнем. Бригада переходила шоссе флангом к противнику, в густых сомкнутых строях, на удалении от его передовых цепей в 850 м , а от С.-Прива — 1650 м. Потери были велики; вдоль шоссе особенно свирепствовал огонь французов. Французские батареи стали возвращаться на позиции; но главные потери наносил беглый ружейный огонь, чрезвычайно действительный и на дальние дистанции по массивным целям. Правый фланг бригады переходил через шоссе бегом. Чтобы восстановить порядок и повернуть движение на С.-Прива, генерал Кессель остановил голову резервного порядка, как только она достигла ближайшей лощины, фактически почти не представлявшей укрытия; однако, следовавшие позади части резервного порядка стремились вперед, чтобы также воспользоваться этим обманчивым закрытием; остановка только увеличила столпление и беспорядок. Бригада уже проскочила на 400 м севернее шоссе. Генералу Кесселю удалось повернуть два головных батальона обоих полков на С.-Прива; остальная масса, уклоняясь от огня С.-Прива, продолжала устремляться к Ронкуру; осуждать это уклонение трудно, так как, организуя атаку, нельзя оставлять рядом с атакующими частями никем незанятый участок неприятельского фронта — он сможет своим огнем привлечь к себе внимание. 1-я бригада раскололась на две части. Началось движение перебежками. Перебежки совершали как цепи, так и некоторые поредевшие колонны, еще не развалившиеся; после перебежек солдаты и в колоннах бросались ничком на землю. Барабаны били, горнисты трубили, уцелевшие офицеры, начиная от ротного командира и выше, оставшиеся верхом, кричали: «вперед, вперед!».
При поддержке саксонской артиллерии удалось продвинуться на стрелковую позицию в 500 м от цепей французов и открыть огонь. Через 5 минут вслед за 1-й бригадой выступил 2-й полк. Назначение его было наступать уступом за левым флангом бригады. Конечно, проще всего было бы двинуть 2-й полк, стоявший к западу от Сен-Мари-о-Шен, в обход селениям с севера; но он двинулся южнее, чтобы и на пути не отрываться от 1-й бригады и представлять с ней общее строевое целое. 2-му полку пришлось проходить шоссе еще в более трудных условиях, чем 1-й бригаде. Генерал Папе, выехавший на шоссе, изменил назначение 2-го полка и приказал ему развернуться сейчас же после перехода шоссе, чтобы заполнить интервал между шоссе и 1-й бригадой.
К моменту открытия огня прусские батальоны насчитывали только треть того состава, который был двинут в наступление; часть была убита и ранена, часть отбилась от своих батальонов. Несмотря на это позади цепей офицеры энергично вновь формировали разбредавшиеся колонны, вели эти сомкнутые колонны к цепи и подталкивали ее вперед, усиляли ее огонь, сгущали цепь. С удалений в 500 м от французов удалось перейти на удаление в 300 и даже 200 м. Французская пехота, энергично обстреливаемая саксонской артиллерией, быстро начала сдавать, когда к артиллерийскому огню против нее присоединился и выдержанный пехотный огонь с небольших дистанций. Начало обрисовываться охватывающее Ронкур наступление саксонской пехоты. У французов боевые припасы были на исходе; во многих местах местность допускала ведение ими ярусного огня, и вторая линия французов частично также успела расстрелять свои патроны по благодарной цели — прусской гвардии. Батареи выпускали последние снаряды и отъезжали в тыл. Французы были далеки от того обильного снабжения стрелков патронами, которого достигли 7 лет спустя турки под Плевной. Передовые цепи французов стали отходить. Так как Базен не присылал Канроберу на помощь французский гвардейский корпус, то Канробер в 18 час. 30 мин. вечера решил ускользнуть от саксонского охвата и отойти к Мецу. Французская позиция сжималась до сильного арьергарда в ближайших окрестностях С.-Прива.
Таким путем, почти на плечах уходящих французов, остатки 1-й бригады прусской гвардии ворвались в оставленную французами стрелковую позицию[16]. Но французский огонь из окрестностей С.-Прива продолжался. На гребне между С.-Прива и Ронкуром появилось два французских эскадрона, намечавших прикрыть атакой отход своей пехоты; встреченные огнем, они повернули и исчезли. Но появление их глубоко взволновало прусскую гвардию: послышались крики «кавалерия»; цепи начали свертываться в кучки, один батальон перестроился в каре, — как было разучено на учебном плацу. Конечно, образованные сомкнутые построения сильно страдали под огнем французов, и уцелевшие офицеры с трудом рассыпали в цепь и успокоили прусских гвардейцев. Часть прусской пехоты попятилась назад. Уже в начале 19 часа генерал Кессель приказал своей бригаде остановиться, считая свои силы, ослабленные огромными потерями, недостаточными для штурма С.-Прива, и просил о поддержке.
В 18 час. 30 мин. 4-й полк получил приказание двинуться на поддержку. Сам командир корпуса заботился теперь, чтобы полк не проходил южнее Сен-Мари-о-Шен и не пересекал боком к противнику шоссе. Полк двинулся глубокой лощиной к северу от Сен-Мари-о-Шен, вышел за промежуток между двумя расколовшимися частями 1-й бригады и спокойно начал развертываться на восток. Артиллерия французов уже исчезла; полк, чтобы избежать лишних потерь, несмотря на то, что и ружейный огонь французов слабел, заблаговременно начал рассыпать целые роты в цепь. Полк осторожно влился на фронт 1-й бригады и начал наступать дальше, но около 19 час. пришло приказание командира гвардейского корпуса остановиться и выжидать подхода саксонцев. С разных сторон — и от командира 1-й гвардейской дивизии — летели теперь в боевую часть советы не торопиться, быть осторожным. Но как раз сейчас условия для энергичного развития атаки слагались благоприятно. 4-я гвардейская бригада (2-й дивизии), наступавшая южнее шоссе, овладела гребнем высот и располагалась против С.-Прива. Гвардейская артиллерия южнее шоссе переехала вперед; 11 гвардейских батарей, по требованию генерала Папе, громили С.-Прива с удаления в 800-1000 м их огонь направлялся с позиций южнее шоссе на южную часть С.-Прива; гвардейская артиллерия начала усиляться батареями X корпуса, втискивавшимися во все малейшие промежутки. Сзади начали надвигаться пехотные дивизии X корпуса. Слева 14 саксонских батарей с более дальних дистанций обрушили свой огонь на С.-Прива. Ординарец генерала Паре, ездивший с просьбой о содействии артиллерийским огнем к саксонцам, попал на их левый фланг, к северу от Ронкура, и свернул заодно половину боевой части саксонцев с крайнего заходящего крыла, не смежного с гвардией, на помощь гвардейцам у С.-Прива.
Около 19 час. 30 мин. обстановка для штурма назрела. Южная часть С.-Прива была почти брошена своими защитниками. Штурм начался по инициативе стрелков в цепи 4-й гвардейской бригады, к которым присоединился и 2-й гвардейский полк севернее шоссе. С юга и запада врывались в селение гвардейцы, овладевали почти без сопротивления домами южной части; часть их проскакивала через все селение и устраивалась в домах на восточной опушке селения, что показывает хорошее тактическое самообладание. Французы удерживали дома на центральной площади с костелом и северную часть, где имелись два крепких кладбища и несколько массивных построек с садами, огороженными крепкими каменными заборами. Здесь штурм продолжался около часа; первая попытка 4-го гвардейского полка и остатков 1-й гвардейской бригады была отбита; хлынувшие назад гвардейцы наткнулись на 5 саксонских батальонов в колоннах, которым не было места, где развернуться; развивать фронт к востоку было нельзя, так как с востока стрелял французский уступ вне селения. Саксонские батальоны бросились, как были, в густых колоннах, на штурм, были отбиты, отскочили назад за гвардию. Все перемешалось; дым от выстрелов и разрывов снарядов и поднятая ими пыль мешали совершенно ориентироваться; у немцев создалось несколько цепей, которые стреляли друг другу в затылок, и 14 саксонских батарей били в кучу штурмующих и защитников С.-Прива. Все время уцелевшие начальники заставляли горнистов играть сигнал «прекратить огонь». Кое-как удалось унять пехоту, но артиллерия свирепствовала в потемках почти час. Тем временем отдельные бойцы накапливались у самых стен, через бойницы коих стреляли французы; пользуясь дырами, проделанными снарядами, или расширенными вручную щелями в заборах, немцы начали стрелять через те же стены; 25 французов, геройски защищавших кладбище, были таким образом застрелены; постепенно немцы начали и с севера просачиваться в С.-Прива. Около 20 час. 30 мин. окраины селения и центральная площадь были взяты; отдельные дома еще защищались — выстрелы слышались почти до утра. В горевшем селении столпилось свыше 22 перемешавшихся самым причудливым образом батальонов; разобраться было трудно. Генерал Папе приказал гвардейскому фузилерному полку (пятый полк 1-й гвардейской дивизии), не участвовавшему в штурме, занять восточную окраину С.-Прива, прочим частям — выходить из С.-Прива к югу па шоссе и здесь разбираться по полкам. Но сюда как раз нахлынул X корпус; около С.-Прива выезжали на позицию несколько десятков батарей гвардейского, саксонского и X корпусов и посылали свои снаряды в темноту на юго-восток, куда отошли французы; вся ночь прошла, прежде чем удалось восстановить полностью порядок.
1-я гвардейская дивизия на 12 введенных ею в бой под С.-Прива батальонов потеряла 150 офицеров, в том числе 61 убитыми, и 3717 солдат, в том числе 1115 убитыми. Эти потери в наше время массового накачивания пополнений на фронт не кажутся чрезвычайными, но в свое время они сосредоточили на себе общее внимание; гвардейские полки остались почти без офицеров. Принимая во внимание сравнительную скоротечность боя и узкий фронт, на котором он разыгрывался, мы должны признать, что эти потери должны были произвести на войска сильнейшее моральное впечатление. Несмотря на конечный успех атаки, было очевидно, что ведение боя не стояло на уровне требований современности. Прусский король после этого боя подписал продиктованный Мольтке приказ, в котором значилось: «Я отношусь с полным признанием к храбрым атакам пехоты, для которой до сих пор ни одна задача не казалась слишком трудной, но ожидаю от разума офицеров, что им удастся в будущем достигать таких же успехов с меньшими жертвами посредством искусного использования местности, основательной подготовки наступления и применения соответствующих строев».
Вильгельм I крепко держался за свое детище — составленный под его редакцией устав 1847 г. и за предписанные им сомкнутые строи в боевом порядке; отменить этот устав удалось лишь через 18 лет, после смерти составителя. Однако атака на С.-Прива явилась решающей для дальнейшего воспитания немецкой пехоты: не прусская гвардия была расстреляна и пала костьми под С.-Прива, а уставные требования, попытка воспроизводить на поле сражения картинки с учебных плацов, маневрирование хотя бы под дальним ружейным огнем в сомкнутых строях, представление о наступлении пехоты, как о непрерывном ударном движении Под С.-Прива родилось представление о борьбе за огневой перевес и изменилась оценка вынужденных при атаке остановок пехоты: это явление не только перестало быть нежелательным, но само наступление пехоты стало расцениваться как перенос огня на все более и более решительные дистанции; пехота при наступлении работает производительно на остановках со стрелковых позиций, а движение ее является только способом повысить эту производительность, а не наоборот. Через два месяца, в бою у ле Бурже (при осаде Парижа 30 октября), бригада прусской гвардии наступала, уже не подставляя совершенно неприятельскому огню сомкнутых порядков: за цепями двигались только разреженные, разомкнутые строи.
В русской армии, к сожалению, этот опыт пруссаков не был ни понят, ни усвоен. Скобелев, когда ему после русско-турецкой войны на месте, под С.-Прива, Верди дю Вернуа объяснял все перипетии наступления прусской гвардии, сравнивал его со своей атакой на плевненские редуты и вместо того, чтобы осудить оба удивительные образца ударной тактики, заплакал над тем, что усилия прусской гвардии увенчались конечным овладением С.-Прива, а ему пришлось очистить захваченные люнеты и тем свести к нулю усилия своих войск, уже нависших над жизненным центром турецкого положения. Нашлись глубокопочтенные военные специалисты, которые позавидовали пруссакам под С.-Прива.
Впрочем, и в Пруссии имелась обширная группа, отстаивавшая старые ударные взгляды и тактическую муштру (Шерф). В частности превосходство прусской артиллерии толкало мышление тактиков к игнорированию огня пехоты и к ограничению огневой подготовки артиллерийским огнем. Мудрствующий тактик ежеминутно готов обратить ружье пехотинца в ручку для штыка.
Прусской гвардии пришлось разрешать труднейшую задачу тактики — атаки по совершенно открытой местности. Она подошла к ней, как к тактическому бригадному учению. Отметим некоторые ошибки с нашей современной точки зрения: выделение в тылу части войск для занятия позиции, на которой можно было бы принять откатывающиеся при неудаче войска; назначение единственного пункта группы высоких домов С.-Прива, как цели для атаки всей дивизии; следовало расчленить участки атаки между полками и батальонами; направление 1-й бригады с самого начала на «штурм» С.-Прива, когда ей предстояло еще преодолеть многое — развернуться, занять стрелковую позицию, добиться перевеса в ружейном огне, овладеть передовыми позициями; оттеснить французов и затем только думать о штурме С.-Прива; в бою под дальним огнем прусские полки двигались в косом направлении к позиции французов; даже на близких дистанциях неоднократно прусские роты пытались совершать косые движения для занятия охватывающего положения, что, однако, не удавалось. На учебном плацу действия старших начальников гвардии были бы найдены образцовыми, но под огнем они никуда не годились.
Но если тактическая муштра гвардии оказалась никуда не годной, то надо высоко ценить значение вымуштрованности и дисциплинированности каждого солдата в отдельности; только дисциплина гвардии позволяла ей перебороть создавшиеся трудности, обойтись без паники, вступить в стрелковый бой и выйти в конечном счете победителем, хотя изрядно потрепанным.
В оперативном отношении атака С.-Прива являлась преждевременной; отход Канробера к крепости Мец был бы достигнут к вечеру 18 августа без всяких жертв, одним обходным движением саксонцев. Если бы французы предполагали упорно держаться, то атака на С.-Прива могла бы причинить немцам огромный вред: действительно, она заставила широкий обход саксонцев сузить до Ронкура, привлекла саксонцев к С.-Прива — на французский фронт вместо французского фланга и тыла. Находясь в маневренных условиях вблизи от неприятеля, нелегко, однако, проявлять необходимую выдержку и не ввязаться в решительный бой впредь до того момента, когда назревший охват иди назревшие действия артиллерийского огня облегчат наступление. Неудачная атака — это почти всегда атака не вовремя. Ошибочная оценка действительности своего артиллерийского огня сбила с толка не одного слабого Августа Вюртембергского.
Седанская операция
4 августа, на 20-й день мобилизации, немцы перешли границу Эльзаса и под Вейсенбургом нанесли поражение передовой дивизии Мак-Магона. 6 августа под Вертом поражение понесла группа Мак-Магона, не успевшая стянуться к полю сражения (корпуса Мак-Магона, Фальи, Дуэ); она форсированными маршами и используя железные дороги отступила к Шалонскому лагерю. В день сражения под Вертом немцы перешли и лотарингский участок границы и под Шпихером отбросили назад корпус Фроссара. Наиболее разумно для французов было бы отступать к Парижу, что дало бы выигрыш в три недели на формирование новых частей, позволило бы пополнить до штатного состава все части, заставило бы немцев ослабить силы выделением заслонов против крепостей и позволило бы в начале сентября вступить вновь в борьбу близ Парижа в выгодных условиях. Так в 1914 г. французы, начав отступление после пограничного сражения и расчистив северную часть Франции, смогли через две недели вступить в выгодных условиях в операцию на Марне; но это было возможно лишь благодаря значительной прочности государственного устройства буржуазной республики. В 1870 г. отступательный маневр французских армий немедленно вызвал бы революцию в Париже и падение Второй империи; политика не смела признаться широким массам французов в несоответствии между силами французских и немецких войск, и должна была затягивать возможно дольше борьбу в пограничной области. Наполеон III передал командование 5 корпусами мецской группы французов маршалу Базену и уехал в Шалон. Базен предполагал медленно отойти через Мец к Вердену. Мольтке, располагая против 170 тыс. Базена двойным превосходством сил, решил обойти сильную крепость Мец с юга во исполнение основной идеи операции — отбрасывать французов к бельгийской границе. 1-я и 2-я германские армии в сражениях 14, 16 и 18 августа отбросили к фортам Меца армию Базена и окружили ее. Для блокады 130 тыс Базена в Меце Мольтке оставил принца Фридриха-Карла с 200 тыс., представлявшими основную массу 1-й и 2-й германских армий, без трех корпусов (XII гвардейского, IV) и 4 кавдивизий, которые были выделены в «Маасскую армию» под командой кронпринца саксонского[17]; эта армия вместе с 3-й армией, состоявшей из 5½ корпусов (V, VI, XI, I баварского, II баварского, вюртембергская див.) и 2 кавдивизий, продолжала наступать на Париж. Первоначальным объектом являлась формируемая Мак-Магоном в Шалонском лагере армия. В соответствии с общей идеей отжимания французов на север, к бельгийской границе, Мольтке направлял правое крыло на Шалон, а левое значительно южнее, выдвигая последнее уступом вперед. Желательный тактический охват подготовлялся уже организацией марша. К вечеру 25 августа фронт наступающих немецких корпусов протягивался от Домбаля до Витри (63 км ).
Против наступающей массы в 8½ корпусов и 6 кав. дивизий Мак-Магок располагал 4 корпусами (I, V, VII, XII), и 2 резервными кавдивизиями, причем 3 из числа этих корпусов уже (находились под гнетом поражения у Верта. В конце августа силы Мак-Магона могли увеличиться еще на один (XIII) корпус, оканчивавший формирование. Это неблагоприятное отношение сил вынудило Мак-Магона отойти 21 августа к Реймсу; 23 августа он полагал продолжать отход к Парижу, чтобы затруднить немцам операции под этой крепостью-великаном. Правительство Второй империи, имевшее чрезвычайно малую политическую устойчивость, видело в появлении неприятеля перед столицей как бы признание своей военной импотентности и опасалось революционного движения. Поэтому оно настаивало на выдвижении армии Мак-Магона в восточном направлении. Ему удалось побороть сопротивление Мак-Магона при помощи телеграммы Базена от 19 августа, доставленной окольными путями, в которой последний сообщал, что он не теряет надежды пробиться в северном направлении на Монмеди и оттуда или на Шалон, или в Мезьер. Чтобы подать Базену руку помощи, Мак-Магон согласился 23 августа двинуться не на Париж, а в обратном направлении, к р. Маас. 25 августа Шалонская армия достигла р. Эн, между Ретелем и Вузье.
26 августа правое крыло Мак-Магона (VII корпус) оказалось в соприкосновении с немецкой кавалерией. VII корпус расположился на позиции и ожидал немецкой атаки. Мак-Магон подтянул к нему главные силы. Каждый шаг к востоку делал положение Шалонской армии более угрожаемым, поэтому Мак-Магону было выгодно возможно ускорить момент столкновения с немцами, отбыть требуемый политикой номер, сделав попытку выручить Базена, и скорее отойти назад. Но так как немцы и 27 августа не атаковали, то Мак-Магон решил и без боя начать отход к — Парижу. Когда войска уже начали отступательный марш, военный министр, граф Паликао, осведомившись об этом, телеграфировал Мак-Магону: «Если вы бросите Базена на произвол судьбы, то в Париже немедленно разразится революция… Настоятельно требуется ваше скорейшее соединение с Базеном». Совет министров присовокупил категоричесний приказ — спешить на помощь Базену. Мак-Магон подчинился безответственным стратегам; 28 августа двигавшиеся на запад колонны были повернуты кругом, на восток, и Шалонская армия, очертя голову, двинулась к переправам на Маасе у Музона и Стеная.
Пока Шалонская армия два дня толклась у северной оконечности Аргонского леса, немецкие армии круто изменили свою группировку.
25 августа Мольтке получил через Лондон от надежного агента из Парижа телеграмму: «Мак-Магон стремится к соединению с Базеном». Перехваченные на почте письма и газеты, общая молва подтверждали это сведение. Поскольку маневр Мак-Магона являлся политическим жестом, долженствовавшим воскресить доверие парижского населения к мощи Франции, руководимой людьми Второй империи, в печати формирование и движение Шалонской армии не только не скрывалось, но муссировалось. Взоры всех французов, устремленные на наступление Мак-Магона, окончательно связывали последнего. Шалонская армия являлась и жертвой, принесенной для недостижимой политической задачи — спасения подгнившего и грозившего рухнуть политического режима.
Мольтке 25 августа предполагал, что движение Мак-Магона, имеющее характер прорыва между бельгийской границей и правым флангом немецких армий, будет иметь стремительный характер. Так как от Шалонской армии до р. Маас было такое же расстояние, как от ближайшего к пути ее следования XII саксонского корпуса, то Мольтке предположил, что на левом берегу Мааса Шалонскую армию немцы не смогут атаковать достаточно сосредоточенными силами, и поэтому решил преградить ей дорогу на правом берегу Мааса у Дамвилье. Сюда Мольтке рассчитывал в трое суток собрать массу из 7 корпусов (3 корпуса армии кронпринца саксонского, 2 баварских корпуса из 3-й армии, 2 корпуса из состава блокирующих Мец войск). Направление движения обеих армий на 26 августа было изменено на 135°. Армии, повернутые на северо-восток, оказались сразу построенными в узкую кишку. По одной дороге эшелонировалось до 3½ корпусов. Пришлось, чтобы сократить глубину походных колонн корпусов до 15 км , бросить все обозы, кроме обозов I разряда. А местность в районе Аргон и Арден очень бедная, мало населенная, и немецким войскам пришлось голодать.
Донесения конницы 26 августа свидетельствовали о том, что Шалонская армия не торопится на восток. Поэтому на 27 августа Мольтке считал уже возможным застигнуть Шалонскую армию на фланговом марше еще до ее перехода через Маас и соответственно изменил направление марша с северо-восточного на северное. Главная масса немецкой армии наступала на 30-километровом фронте по лесисто-гористой полосе, между реками Эн и Маас, а головной XII корпус перехватывал переправу через Маас у Стенэя. Этот марш немцев на север продолжался и 28 августа.
В этот день, убедившись, что переправа через Маас у Стенэя занята немцами, Мак-Магон решил уклонить движение Шалонской армии на небольшой переход к северу, чтобы перейти Маас на участке Музон — Ремильи. 29 августа голова Шалонской армии (XII корпус) начал переходить через Маас. Правый фланг марша Шалонской армии, 4 корпуса коей попарно группировались в 2 колонны, не был прикрыт французской конницей. Обе резервные кавалерийские дивизии, являвшиеся у французов еще тактическим, а не оперативным органом, двигались в приличествующей для резерва левой колонне. Разъезды немецкой конницы облепляли движение V французского корпуса; приказания последнему перехватывались; стремясь избежать боя, корпус часто вынужден был менять дорогу, а, приходившие с запозданием приказы заставляли его делать петли. Только вечером 29 августа корпус ориентировался, что ему надлежит следовать не на Стенэй, как раньше было указано, а на Музон, свернул на север и утром 30 августа, после утомительного ночного марша, отдыхал у Бомона. Блуждание корпусов французской правой колонны вызвали у Мольтке сомнения — не отказался ли Мак-Магон от своей задачи, и не уходит ли он на северо-запад. Однако он сохранил прежнее направление. 29 августа Маасская армия делала небольшой переход и должна была избегать нажима на большие силы врага, чтобы дать время подтянуться корпусам 3-й армии. 30 августа должен был последовать сосредоточенный удар на армию Мак-Магона.
30 августа армия Мак-Магона переходила через Маас: VII корпус направлялся вслед за I на Ремильи; V корпус, полагавший выступить из Бомона во второй половине дня, должен был переправляться у Музона, где XII корпус уже находился на правом берегу Мааса. Но Мольтке предполагал, что неприятель, встретив на Маасе задержку и с нависшей над флангом марша угрозой, остановился и повернулся лицом на юг примерно на фронте Ле-Шен — Бомон. Этот фронт для атаки был разделен дорогой Бюзанси — Рокур на две части; на восточную направлялось 5 корпусов — Маасская армия, усиленная обоими баварскими корпусами, и на западную — остальные 3½ корпуса 3-й армии, на левом фланге которой группировались, частью в затылок друг другу, 3 кав. дивизии.
Удар 3-й армии пришелся впустую; только ее правая колонна (V корпус) натолкнулась на арьергард VII французского корпуса, скоро исчезнувший на север, что заставило армию стянуться несколько к востоку. Кронпринц саксонский, имея 150 тыс. солдат, решил предоставленный ему участок — 6 км по фронту — по-видимому, не сильно занятый, — атаковать без охвата или обхода, так как таковой требовал бы выделения части сил на другой берег Мааса, а всякого разделения сил, по идеям старой школы, надо было избегать. В первой линии было двинуто 3 корпуса, в резерве за которыми двигались еще 2 корпуса. Так как Бомон представляет узел, к которому сходятся все дороги из лежащего в 2 км лесного массива Дьелэ, то кронпринц саксонский двинул все свои головные 3 корпуса по 5 дорогам, сходившимся к Бомону.
Сражение под Бомоном
Сражение под Бомоном характеризуется внезапным обстрелом авангардными прусскими батареями бивака V, корпуса, попыткой частного перехода в наступление последнего и затем отходом его с боем к Музону (9 км ), где он перешел на правый берег Мааса, причем пострадал его арьергард. Очень тяжело было положение прусских масс при преследовании V корпуса: места для развертывания не было, прусские колонны спускались с высот в самую долину реки и здесь попадали под обстрел выдвинувшихся по правому берегу частей XII французского корпуса; французские митральезы работали успешно.
Громадное превосходство сил пруссаков не могло быть использовано; узкий фронт пруссаков даже охватывался французами; потери пруссаков убитыми и ранеными были почти вдвое больше потерь французов (3000 и 1800); правда, французы, уходя за Маас, оставили 3000 пленных.
День 30 августа не принес Мольтке решения, которого он ожидал; оперативная обстановка скорее изменилась в пользу французов. Гибельная мысль пробиваться к Мецу была оставлена. 31 августа Щалонская армия собралась в ближайших окрестностях Седана. XIII корпус по железной дороге перебрасывался и сосредоточивался у Мезьера. Маасская армия у Бомона и Музона перешла на правый берег Мааса и развернулась между этой рекой и бельгийской границей; 3-я армия подтянулась к Маасу на участке Флиз — Ремильи, причем переправы у Базеля и Доншери, вопреки приказу Мак-Магона, остались неразрушенными. Быстрое, энергичное отступательное движение по единственной дороге Седан — Мезьер с движением частей войск колонными путями в обход теснины Сен-Манж, начатое в ночь на 1 сентября, могло бы еще спасти армию Мак-Магона. Требование общественного мнения — выручить Базена — можно было бы удовлетворить соответственной реляцией о сражении при Бомоне; можно было бы указать на пятерное превосходство числа немцев в этом сражении, что свело на нет героические усилия Шалонской армии подать руку помощи Базену. Однако сражение при Бомоне не было использовано для того, чтобы найти выход из политического тупика: Наполеон III, находившийся при армии, был озабочен лишь тем, чтобы скрыть от Франции разгром еще одного корпуса, и телеграфировал об этом сражении, как о незначительной стычке. В обстановке общей апатии и развала Мак-Магон решил получить еще один козырь, прежде чем Шалонская армия начнет удаляться от Базена, — еще раз в большом армейском масштабе должно было произойти боевое столкновение, в котором немцы должны были помочь Мак-Магону найти достаточно убедительные для парижских политиков доводы в пользу изменения задач Шалонской армии. Мак-Магону, оперируя против Мольтке, приходилось вести одновременно политическую борьбу против Парижа.
Мак-Магон решил дать сражение в узкой полосе местности между Маасом и бельгийской границей. От Базейля до бельгийской границы всего 13 км , но Арденский лес, трудно проходимый, стесняет удобный для маневрирования район до ширины 8 км. Здесь, за ручьем Живон, от Базейля до селения Живон, XII и I корпуса образовали фронт. За ним стал в резерв V корпус; VII корпус, который должен был бы явиться головным в случае дальнейшего отступательного марша, бивакировал фронтом на север от Гаренского леса до селения Флуэн. Присутствие XIII корпуса в Мезьере явилось поводом для Мак-Магона перестать думать о безопасности тыла. Дефиле Сен-Манж и переправа у Доншери не только не были заняты, но и не наблюдались. Общее положение французской армии напоминало треугольник, основанием которого являлась р. Маас с расположенной на ней незначительной крепостцой Седан. Возможность использовать запасы этой крепости, чтобы накормить и снабдить свои изголодавшиеся за 8 дней марша войска, являлась главным соблазном для задержки у Седана.
Во исправление сделанных при Бомоне ошибок, Мольтке указал уже на 31 августа продолжать наступать, причем атака должна была вестись в охват обоих флангов неприятеля. Маасская армия (3 корпуса) получала более пассивную задачу: помешать наступлению французов на правом берегу Мааса и действовать против левого фланга французов. 3-я армия (4½ корпуса) направлялась на фронт и против правого фланга Мак-Магона. Один корпус (VI) был оставлен для охраны сообщений у Атиньи. Эти распоряжения сохраняли свою силу и на следующий день.
1 сентября Маасская армия предполагала провести, как и французы, на дневке. Инициативу маневра взяла на себя 3-я армия. С высот южного берега Мааса были ясно видны биваки французов в районе Седана. Штаб 3-й армии полагал, что в ночь на 1 сентября Мак-Магон непременно продолжит отступление к Мезьеру. Чтобы не дать ему уйти, корпуса (V и XI) должны были перейти через Маас у Доншери по постоянному и понтонному мостам и атаковать его на марше; Вюртембергская дивизия переправлялась через Маас в нескольких верстах ниже и должна была принять меры против попыток XIII корпуса из Мезьера выручить Шалонскую армию. II Баварский корпус наблюдал р. Маас южнее Седана. Так как можно было предвидеть, что V и XI корпуса окажутся в трудном положении при атаке высот севернее Доншери, то представлялось желательным, чтобы предполагаемый отход Шалонской армии протекал не в спокойных условиях, а чтобы на ее арьергард был сделан максимальный нажим, который сковал бы часть сил Мак-Магона в окрестностях Седана. С этой целью I баварский корпус в 3 часа утра должен был перейти Маас по понтонным мостам, наведенным между Ремильи и Базейлем (железнодорожный мост французам также не удалось разрушить), и атаковать французский арьергард у Базейля. Командование 3-й армии обратилось с просьбой к Маасской армии наступлением на правом берегу Мааса помочь I баварскому корпусу связать французские арьергарды.
Сражение под Седаном 1 сентября носило катастрофический характер. Еще в темноте баварцы ворвались в Базейль, но встретили здесь ожесточенный отпор. Только через долгое время, после 6 часов утра, начали подходить авангарды Маасской армии, наступавшей на фронте в 5 км , включая и участок, где уже I баварский корпус вел бой и куда II баварский корпус послал на помощь две бригады. Фронт 4½ немецких корпусов был короче фронта 2 французских корпусов, и быстрого успеха здесь ожидать было нельзя. Генерал Мак-Магон в начале сражения был ранен и сдал командование генералу Дюкро, который хотел скорее отступать к Мезьеру и отдал приказание очищать фронт по ручью Живон. Сменивший командира V корпуса Фальи после сражения под Бомоном только что явившийся в армию генерал Вимпфен имел секретные полномочия от военного министра — в случае убыли Мак-Магона вступить в командование армией. Дюкро немедленно уступил ему командование. Вимпфен имел данные предполагать, что дорога на Мезьер отрезана массами пруссаков, перешедшими Маас у Доншери, и видел спасение только в том, чтобы пробиваться на восток правым берегом Мааса; предпринятые им атаки против густого фронта кронпринца саксонского остались без результата.
Между тем XI и V прусские корпуса, наступая от Доншери, беспрепятственно поднялись на высоты и достигли дороги Седан — Мезьер. Первая задача была решена: путей отступления во Францию Шалонская армия больше не имела. Перед 3-й армией являлась новая задача — не позволить Шалонской армии уйти в Бельгию и сложить там оружие, а захватить ее полностью в плен. С этой целью надо было протянуться к северу и связаться с Маасской армией, чтобы создать кольцо. Сама Маасская армия, имея избыток сил на фронте, пыталась для окружения противника расшириться вправо, но это удалось выполнить только кавалерийским частям, рокировка же пехоты вдоль фронта оказалась слишком затруднительной.
XI прусский корпус беспрепятственно прошел теснину Сен-Манжа и начал развертываться против участка Флуэн — Или; его подкрепил V корпус. Завязался ожесточенный бой с VII французским корпусом. В момент неустойки левого фланга VII корпуса в атаку на немецкую пехоту была брошена резервная кавдивизия Маргерита, которого, когда он был убит, заместил генерал Галлифе. Блестящие повторные атаки французской конницы пронеслись вглубь на два километра за линию немецкого фронта; одиночные всадники достигали теснины Сен-Манжа; несколько немецких рот пострадало, несколько немецких пушек временно оказалось во власти французских кавалеристов; но поражающий кавалерию ружейный огонь немцев все нарастал из всех щелей, кустов и домов на поле сражения и вынудил остатки конницы к отступлению.
Взятие высоты южнее Или левым флангом 3-й армии и совместная атака его с правым крылом Маасской армии (гвардейский корпус) на Гаренский лес знаменует финал Седанского сражения. Наполеон III уже в 13 часов дня отказался принять личное участие в попытках Вимпфена прорваться в направлении на Базейль, признав их безнадежным предприятием, и поставил вопрос о капитуляции. Когда настояние императора стали известны войскам, Вимпфен был вынужден прекратить свои усилия. Начались переговоры, закончившиеся подписанной утром 2 сентября капитуляцией. 104 тыс. солдат, 549 пушек, обозы, госпиталя, 14 тыс. раненых перешли во власть победителя. Император Наполеон III сдался отдельно от армии.
Седанская операция свидетельствует о той крайне трудной обстановке, в которой приходится на войне действовать командованию. Успех немцев прежде все о объясняется тем, что Мак-Магон как бы играл в поддавки; при этом честность Мак-Магона, отсутствие элемента измены не подвержены никакому сомнению. Плохая политика Второй империи могла явиться отправной точкой только для еще худшей стратегии. Седан являлся не только пленением Шалонской армии, но общим крушением Второй империи — политика и стратегия находились здесь в явной связи.
Как результат, Седанская операция является идеалом стратегии Мольтке — щипцеобразный зажим неприятеля с двух сторон, облегчаемый препятствием Мааса и бельгийской границей и переходящий в окружение. Такие обеспечения фланга, как граница нейтрального государства или большая река, легко могут стать роковыми для слабейшей стороны. Однако надо отметить, что Мольтке пожал под Седаном бóльшие лавры, чем действительно заслужил в этой операции. На марш Мак-Магона следовало бы с самого начала ответить образованием двух групп — Маасской армии, которая задерживала бы его с фронта, и 3-й армии, которая отрезывала бы его от Парижа и наседала на хвост.
В устремлении всех сил сначала на северо-восток, а затем на узком фронте на север, мы видим у Мольтке как бы измену его собственным идеям. Накануне сражения под Бомоном, 29 августа, седанская группировка должна была бы уже получить осуществление. Слишком много Мольтке передал на усмотрение штабов армий. Кронпринц саксонский под Бомоном оказался не на высоте задачи; начальник штаба 3-й армии Блументаль явился в сражении под Седаном вдохновенным исполнителем идей, долгое время проповедуемых Мольтке в генеральном штабе.
Даже при двойном численном превосходстве, имея против себя уже побитого врага, даже при таком безумном руководстве, которое было у неприятеля, немецкому командованию приходилось решать высокотрудные и сложные задачи. Нужно полное отсутствие моральной депрессии, чтобы ослаблять сомкнутость массы, разделяться для двойного удара на врага — это такой подвиг, на который Мольтке, находившийся на границе переутомления в период 25–29 августа, оказался не в силах. В эти дни им руководила слишком большая осторожность, слишком большое желание избежать риска, он уже напобеждался под Мецом, и вследствие этой осторожности добыча — Шалонская армия — могла легко ускользнуть из западни, в которую сама направлялась, а прусские войска были вынуждены к форсированным переходам, без обозов, в колоннах, вмещавших более 3 корпусов в затылок друг другу.
Что касается самого сражения под Седаном, то в тесном расположении французской армии на берегу Мааса с обращенными в разные стороны фронтами имеется известная аналогия с расположением армии Наполеона I в сражении при Ваграме на берегу Дуная. Эта аналогия была бы полнее, если бы, как то было указано эрцгерцогом Карлом, эрцгерцог Иоанн подошел с 20-тысячным корпусом с юго-востока, и Наполеону пришлось бы действовать в таком же состоянии тактического окружения, как и Мак-Магону под Седаном. Бернадот накануне Ваграма громко выражал опасения, что стремления Наполеона I действовать столь массированно, переправляя всю армию через Дунай в одном пункте, могут привести к катастрофе. Однако, если охватывающее положение австрийцев создавало для Наполеона I под Ваграном существенные тактические неудобства, то под Седаном, через 61 год, при увеличившейся втрое досягаемости артиллерийского огня, борьба в условиях окружения оказывалась для французов совершенно невозможной — их фронт простреливался с трех сторон насквозь. Мы должны себе представить несравненно бóльшие трудности исполнения седанского маневра немецких армий при условии вооружения 1809 г., должны себе представить жестокую опасность подвергнуть поражению по частям отдельные группы немецких войск при их последовательном концентрическом подходе к полю сражения; должны себе представить, что могучий бросок конницы Маргерита — Галлифе мог привести при несовершенном оружии начала XIX века к крупным последствиям, даже, быть может, к разрыву кольца, — а в условиях войны 1870 г. это было только геройское самопожертвование, отчаянная попытка, которой требовала честь армии, над которой разразилась катастрофа, прежде чем капитулировать.
И Кениггрец и Седан не дают полного представления о всей силе стратегического мышления Мольтке: на поле сражения он выступал не как мастер, а как глава школы, и перекладывал главное бремя работы на своих помощников, на своих учеников. Операция является плодом коллективного творчества. Той сосредоточенности оперативной и тактической мысли, такого подчинения всех помощников и событий своей воле, как у Наполеона, мы не видим у Мольтке. Коллектив генерального штаба, предводимый Мольтке, работал, несомненно, с большими трениями и разнобоем, чем единая творческая мысль Наполеона. Однако децентрализация оперативной и тактической работы, работа коллектива, является знамением новейшей эпохи военного искусства.
Вторая часть войны. Политическая обстановка
Начав военные действия на 20-й день мобилизации, на 49-й день пруссаки покончили со всеми вооруженными силами Второй империи: лучшая армия Базена была заблокирована в Меце, армия Мак-Магона и сам Наполеон III капитулировали при Седане. Франция почти не располагала более кадровыми, прочно организованными войсками. 4 сентября в Париже, по получении извещения о седанской катастрофе, произошла революция; регентша-императрица Евгения бежала в Англию; в Париже левым элементам буржуазии, однако, удалось сохранить за собой власть. Было образовано правительство национальной обороны.
Король прусский при начале вторжения во Францию издал манифест, в котором объявлял, что он воюет не с Францией, а с режимом Второй империи. Теперь, казалось бы, с падением Второй империи, воевать было не с кем.
Однако военная клика в Пруссии к 1870 г. сплотилась несравненно прочнее, чем в 1866 г., выше подняла голову, требовала аннексии Эльзаса и Лотарингии и крупной контрибуции. Бисмарк понимал, что отторжение от Франции двух провинций на десятки лет создаст напряженное положение на франко-германской границе и свяжет во многом свободу Германии. Но он был бессилен смягчить требования победоносных генералов; последние тем громче требовали Меца и Страсбурга, что полагали, что серьезные военные действия окончены и теперь предстоит лишь короткая прогулка в Париж.
Трудная задача Бисмарка — принудить Францию к миру на тяжелых условиях — облегчалась, во-первых, строгим нейтралитетом, который соблюдали все европейские государства, устрашенные победами немцев, и, во-вторых, внутренней политической борьбой во Франции. Революционные элементы Франции и прежде всего парижские рабочие энергично противились всякой попытке заключить мир с уступкой французской территории; продолжение войны связывалось с углублением революции, с социальным переворотом; заключение мира должно было явиться реакцией, переходом власти к консервативной буржуазии, разоружением парижских рабочих, державших теперь оружие в руках и образовывавших большинство в ряде батальонов национальной гвардии Парижа. Буржуазный патриотизм подвергался тяжелому испытанию. К революционным рабочим пока примыкало левое буржуазное правительство, стоявшее у власти с лозунгом «ни одной пяди нашей территории, ни одного камня наших крепостей». Большинство буржуазии было против продолжения войны, в успех которого оно не верило; буржуазия несла расходы на войну и растила при этом силы революции; но революция в связи с патриотическими лозунгами представляла такую силу, что это большинство, имевшее за собой и зажиточное крестьянство, временно было вынуждено молчать и держаться на втором плане. Известие о прибытии в Париж представителя консервативного течения буржуазии, Тьера, стоявшего за мир, совпавшее с известием о капитуляции Меца, вызвало 31 октября 1870 г. энергичное движение рабочих; батальон национальной гвардии Флуренса захватил здание парижской ратуши с находившимся в нем правительством и приступил к созданию правительства коммуны; только с трудом его удалось удалить из ратуши. Наконец, четвертое течение представляли бонапартисты; они в стране потеряли всякое влияние, но на их стороне был осажденный в Меце Базен и часть пленных. Базен не признал парижской революции и остался верен исчезнувшей империи. Бонапартисты предлагали Бисмарку заключить мир с ними; задачу борьбы с революционной Францией они предлагали возложить на армию Базена; последняя с частью войск, взятых под Седаном в плен, могла бы восстановить во Франции империю. Торговая сделка не состоялась: Наполеон III не мог согласиться на уступку Лотарингии и Эльзаса, что лишило бы его династию всякой точки опоры во Франции, а Бисмарк не слишком верил в то, что армия Базена будет сражаться за императора против революционной Франции, и боялся, что если она будет выпущена, то присоединится к революции. Но эта мысль позволила Бисмарку нейтрализовать Базена в Меце переговорами до 27 октября, когда армия Базена съела в Меце свой последний сухарь и должна была сдаться. Таким образом, Бисмарк сэкономил прусской армии потери, которые были бы неизбежны при активных действиях Базена и попытках его прекрасных войск прорваться из Меца. Базен же до последней минуты думал, что его армия будет выпущена из Меца с оружием в руках, на условиях ее нейтралитета до конца войны; он ее берег, чтобы, как только замолкнут прусские пушки, стать хозяином Франции; он не верил в силы революции, и рассчитывал, что Париж падет раньше и мир будет заключен, а Мец еще будет держаться. В этом и состояло его преступление, а не в той измене, за которую он был впоследствии осужден.
Вооруженные силы республики
Огромное значение Парижа заставило правительство национальной обороны стянуть для обороны Парижа все свободные силы, которыми еще располагала Франция. Ядро гарнизона образовали XIII корпус, не поспевший к седанской катастрофе и спасшийся из-под Мезьера, и XIV корпус, кончавший формирование. В составе XIII корпуса имелись 2 кадровых пехотных полка; в остальном XIII и XIV корпуса состояли из маршевых частей, собственно команд пополнений, и из запасных, не попавших при мобилизации в свои части. Вначале эти молодые корпуса имели невысокую боеспособность; они окрепли и сплотились лишь постепенно.
Наиболее устойчивую часть гарнизона представляли 14 тыс. военных моряков, которые с 200 тяжелыми пушками были выделены флотом для защиты Парижа. Моряки были распределены по фортам Парижа, что обеспечивало оборону от неприятных случайностей. Всего количество организованных регулярных войск, считая с маршевыми частями, достигало 80 тыс. Количество легких и тяжелых орудий достигало 3300. Сверх того, в Париже из разных уголков Франции было сосредоточено 115 тыс. мобилей. Революция предоставила им право выбирать себе начальников, что крайне препятствовало установлению дисциплины среди этих необученных и воодушевленных различными настроениями «белобилетников»; они квартировали по обывателям и часто представляли малонадежный элемент; только через 3 месяца осады право выбора начальников было отнято у них. Мобили иногда дезертировали к неприятелю и многократно покидали под влиянием ложных слухов порученные им участки. Затем в Париже имелась национальная гвардия (немобилизуемое местное ополчение), численность которой достигала 344 тыс. В национальную гвардию, вследствие преимуществ (паек и жалованье); которые она имела, записалось много физически негодных для боя людей — детей, стариков, больных. Сверх того, в Париже имелись и партизанские части — франктиреры — и вспомогательные части для выполнения инженерных работ. Всего в распоряжении коменданта Парижа Трошю оказалось свыше полумиллиона вооруженных людей, из них до 300 тыс. относительно боеспособных.
Сосредоточение в Париже всех уцелевших военных сил Франции являлось ошибкой, так как крайне затрудняло военную организацию сил французской провинции. 19 сентября 1870 г., когда Париж был окружен немцами, вне его оставалось лишь одна неполная дивизия, только что переброшенная из Алжира, мобили Бретани, несколько батальонов у Лангра и всего 6 батарей. Немедленно в Орлеане было приступлено, используя все остатки, к формированию XV корпуса, который 11 октября был отброшен к югу II баварским корпусом. Но 9 октября в Тур прибыл с диктаторскими для провинции полномочиями Гамбетта, член осажденного в Париже правительства национальной обороны, вылетевший из столицы на воздушном шаре. Вместе со своим ближайшим помощником Фрейсинэ, Гамбетта энергично принялся за формирование новых частей. Как из-под земли постепенно выросли 11 новых корпусов — №№ XVI–XXVI. Три из этих корпусов были готовы лишь к концу января, когда уже было заключено перемирие, но 8 корпусов приняли горячее участие в боях республиканского порядка войны. Меньше чем в четыре месяца, с упорными боями на фронте, была создана новая массовая армия. Средний успех формирования равнялся 6 тыс. пехотинцев и 2 батареям в день. Этот успех был достигнут, несмотря на то, что военная промышленность и склады сосредоточивались преимущественно в Париже и в провинции приходилось все — начальников, оружие, лагери, обмундирование, патроны, снаряжение, обоз — импровизировать заново. В провинции вновь были созданы многие отрасли военной промышленности. Значительную пользу принесла свобода сношений с внешними рынками: удалось сделать крупные закупки на иностранных — преимущественно английских, бельгийских и американских рынках. Созданная Гамбеттой в 4 месяца артиллерия — 238 батарей — в полтора раза превосходила по численности артиллерию императорской Франции и технически стояла выше. Негодную шрапнель императорской артиллерии заменили надежной на все дистанции гранатой; такой переход от шрапнели к гранате мы будем наблюдать и в Русско-японской и в Мировой войне; за время мира реакция, руководимая полигонными артиллеристами, вновь выдвигает шрапнель.
На вооружение пехоты поступили имевшиеся в провинции 350 тыс. ружей шаспо; пришлось их дополнить американскими системами Снайдера и Ремингтона, а также и другими. В армии Шанзи на вооружении одновременно было 15 образцов ружей; пополнение их патронами было затруднено, но драться все же было возможно. Производство патронов в провинции было доведено Гамбеттой до полутора миллиона патронов в день.
Полки Гамбетты образовывались или из маршевых частей (запасных старого режима), или из мобилей. В состав мобилей были включены все национальные гвардейцы, холостые или вдовые, моложе 40 лет. Мобили провинции оказались даже лучше маршевых полков; при этом сказался территориальный метод формирования, при котором все мобили одной и той же роты, родом из одной округи, знали друг друга, дорожили своей репутацией, скорее сплачивались в одну часть.
Гамбетта встретился с двумя препятствиями. Первое — это полный недостаток офицеров и унтер-офицеров, который затруднял обучение частей и резко понижал их боеспособность; в трудных условиях зимней кампании молодые части с трудом переносили невзгоды биваков в чистом поле; они были наклонны к позиционной войне, тогда как их задача — выручить Париж — требовала от них высшей способности к операциям, к активному маневру; летом для них условия сложились бы много лучше; часто они терпели поражение больше от непогоды, чем от пруссаков; закаленные войска последних были гораздо меньше чувствительны к зимнему дождю, стуже и прочим климатическим неприятностям. Второе препятствие заключалось в высшем командном составе; последний хотя и имелся, но был настроен контрреволюционно, не верил ни в новые войска, ни в успешное продолжение войны, тянул к выжиданию и заключению мира. Недостаток военной выучки можно было бы попытаться заменить революционным энтузиазмом. Но Гамбетта, хотя и был далек от Тьера, пытался вести войну, не углубляя революцию, стремился к сотрудничеству всех классов и отбрасывал все, что имело характер сведения классовых счетов. Он добился бы вероятно больших военных результатов, если бы отказался от своей политической умеренности, от соглашательства с буржуазией, являвшейся во многих вопросах только тормозом. Некоторые генералы, например Бурбаки, бывший командир императорской гвардии, имевший блестящую военную репутацию, выдвинутый Гамбеттой на пост командующего армией, при своем отрицательном отношении к революции оказывались менее пригодными к решению оперативных задач революционной борьбы, чем любой дилетант[18].
Одновременно с этими регулярными формированиями на театре военных действий разрасталось партизанское движение франктиреров. Это движение приковывало внимание и значительные силы немцев к защите своих сообщений; но так как за войну стояли бедняки, за мир — зажиточные, и так как франктиреры совершали насилие на театре военных действий над кулаками, уклоняющимися от борьбы с немцами, то действия франктиреров получили отчасти характер классовой борьбы, еще более отпугивавшей крестьянскую буржуазию от продолжения войны.
Мощное развитие новых вооруженных сил, призыв и вооружение в течение короткого времени самой войны почти миллионной армии составляют новое явление в военной истории. При отсутствии железных дорог, телеграфа, огромных накопленных богатств Франции такое явление было бы невозможно. Если бы в Мецской и Седанской операциях вооруженные силы Франции не были уничтожены начисто, новые формирования могли бы скоро приобрести значительную боеспособность и сломить вторгнувшиеся во Францию немецкие войска. При некоторой подготовке, в Европе с 1870 г. оказываются в наличии предпосылки для формирования войск во время самой войны, для обращения мобилизации из единовременного в перманентное действие. Мольтке был положительно озадачен быстротой, с которой вырастали новые неприятельские войска; в декабре 1870 г. он писал наштарму 2, генералу Штиле: «В операциях, увенчавшихся беспримерными успехами, немецкая армия смогла взять в плен все силы, которые неприятель выставил в начале войны; тем не менее в течение только трехмесячного срока Франция нашла возможность создать новую армию, превосходящую по числу погибшую. Средства неприятельской страны представляются почти неистощимыми и могут поставить под вопрос быстрый и решительный успех нашего оружия, если наше отечество не ответит равным усилием».
В дальнейшем Мольтке многократно повторял: «Эта борьба нас удивила с военной точки зрения до такой степени, что поставленный ею вопрос придется изучать в течение долгих лет мира».
Блокада Парижа
Пока Париж, главный центр революционного движения, держался, у Бисмарка не было шансов заключить мир, отрывавший от Франции Эльзас и Лотарингию. Бисмарк стремился к скорейшему овладению Парижем. Интерес дальнейшей кампании сосредоточился на Париже: немцы стремились его взять, армии французской провинции — заставить немцев снять блокаду Парижа. Немедленно после Седана 3-я и Маасская армии устремились к Парижу и 19 сентября закончили его блокаду. Поредевшие ряды обеих блокирующих армий насчитывали только 150 тыс. с 620 полевыми орудиями, которыми пришлось занимать и укреплять растянувшуюся на 90 км блокадную позицию. Прусский генеральный штаб ожидал скорого падения Парижа; однако, министерство Паликао[19] успело сосредоточить в Париже громадные запасы продовольствия; Париж, отрезанный от внешнего мира, оказался в состоянии держаться свыше 5 месяцев. Бисмарк предусматривал это и требовал, чтобы против укреплений Парижа была начата атака, к Парижу была бы доставлена осадная артиллерия и Париж был бы в кратчайшее время взят. Однако в немецком тылу порядка не было, железные дороги работали с перебоями, блокирующие войска, в особенности 3-я армия, голодали, и выделить средства транспорта для переброски осадной артиллерии было не легко. Кроме того, переход к активным действиям против Парижа требовал затраты по крайней мере трех лишних дивизий пехоты на фронте атаки, а взять эти дивизии было негде. Мольтке не шел навстречу требованиям Бисмарка, причем не договаривал основного своего соображения: Мольтке не считал положение двух германских армий под Парижем устойчивым и имел в виду возможность временного снятия осады. Действительно, две немецкие армии (1-я и 2-я) блокировали Базена в Меце и две армии (3-я и Маасская) блокировали Париж. Составленный из южных германцев корпус Вердера осаждал французские крепости в немецком тылу. Для действия в поле почти ничего не оставалось. Против новых формирований Гамбетты удалось взять из состава 3-й армии только II баварский корпус, который оттеснил 11 октября XV французский корпус и занял Орлеан.
Но 9 ноября вместо XV корпуса была уже целая армия Орель-де-Паладина — 70 тыс. бойцов, которые обрушились у Кульмье близ Орлеана на 20 тыс. баварцев и нанесли им поражение. Это единственная победа французов в несчастную для них войну 1870 г. Если бы Мец продолжал держаться, немцы были бы принуждены снять блокаду Парижа; но Мец уже капитулировал, и Мольтке получил в распоряжение две свободных армии; 2-я армия Фридриха-Карла была 2 ноября направлена к Орлеану, на Луару, 1-я армия — против французских сил, сформированных северо-западнее Парижа. Середина ноября являлась наиболее критическим периодом, так как 2-я прусская армия еще не прибыла, а силы Орель-де-Паладина выросли с 2 до 5 корпусов и сдерживались лишь слабой группой великого герцога Мекленбургского (тот же II баварский корпус, усиленный до состава 4 пехотных и 2 кавдивизий). Развертывание войск Фридриха-Карла продолжалось с 17 по 27 ноября. Всего в его распоряжении оказалось 80 тыс. закаленных солдат против 200 тыс. французских войск — молодых, необученных, плохо управляемых. Однако лучший момент для наступательной операции по выручке Парижа был уже упущен Орель-де-Паладином. Напрасно Гамбетта настаивал на немедленном развитии успеха под Кульмье; у Орель-де-Паладина находились тысячи оснований задержаться, чтобы устроить получше свое воинство. В конце ноября Гамбетта и Фрейсинэ взяли на себя лично распоряжение частью корпусов Орель-де-Паладина, чтобы толкнуть их вперед; это было, конечно, неправильно и разгружало командующего армией от всякой ответственности. Наступление французов было отбито (Бон-ла-Роланд и Луанъи-Пурпри), и к 4 декабря центр Орель-де-Паладина был прорван армией Фридриха-Карла, Орлеан вновь взят, французская Луарская армия разделена надвое. В промежуток 30 ноября — 2 декабря была отбита под Вильер (к востоку от Парижа) главная попытка парижского гарнизона прорвать линию блокады. В основном, в этот момент и вторая — республиканская — часть войны была уже проиграна[20].
Только теперь Мольтке мог спокойно привлечь под Париж осадные средства. 27 декабря тяжелые орудия открыли впервые огонь; с 5 января осадная артиллерия успешно громила южные и восточные фронты и бомбардировала город; всего немцы выставили 502 тяжелых орудия. От бомбардировки пострадали только 375 парижан. В течение трех недель атакованные форты Парижа были приведены к молчанию, полуразрушены и уже были бы неспособны отбить атаку открытой силой. С 23 января начались переговоры о капитуляции, вызванные начавшимся в столице голодом; 28 было подписано перемирие, закончившее военные действия, за исключением восточного театра, где продолжалась операция против армии Бурбаки, прижатой к швейцарской границе, которую ей и пришлось перейти 2 февраля.
Стационарность германских сил 19 века
Где лежат причины тяжелого кризиса, пережитого германскими войсками во второй половине ноября, несмотря на ряд экстраординарных одержанных ими побед? Очевидно, в недостаточной их численности. Если, как правило, бои императорского периода войны протекали при двойном превосходстве немцев, то бои республиканского периода протекали при двойном, иногда тройном превосходстве французов. Тогда как французы более чем утроили свои силы в течение войны, немцы фактически их не увеличили; количество мобилизованных в августе северогерманским союзом — 888 тыс. — повысилось через 3½ месяца только на 2 %, а к концу войны, через полгода, только на 15 %, что даже не уравновешивало понесенные потери. Пруссия в 1870 г. совершенно не знала лихорадочной деятельности по перманентной мобилизации. Увеличение сил одной из сторон на 200 %, при стационарности сил другой, и создало кризис на фронте.
Вместе с тыловыми частями в августе границы Франции перешло около 700 тыс. человек; количество находившихся во Франции вооруженных сил немцев не переходило этого предела в течение всей войны, но состав этой массы изменялся: количество полевых войск вследствие потерь, откомандирований, болезней, отправлении на поправку, уменьшилось, а количество тыловых войск росло. Военный министр Роон мобилизовал все 12 военнообязанных возрастов (20–32-летних) и частично, в нарушение закона, призвал даже 33–36-летних; внутри Германии оставалось только 33 батальона ландвера и 72 гарнизонных батальона из необученных военнообязанных, 60 пеших эскадронов из излишних кавалеристов ландвера и 12 200 крепостных артиллеристов. Эти силы признавались безусловно необходимыми для обеспечения гарнизонной службы и охранения 300 тысяч французских военнопленных. Крепостные артиллеристы, в которых армия терпела такую нужду для обслуживания осадных орудий, сохранялись внутри «по политическим причинам», хотя германским крепостям могло угрожать только германское население. И несмотря на это напряжение, военный министр Роон далеко не удовлетворял требований негодующих Мольтке, Блументаля и прусского генерального штаба. Почему? Разве в Германии, не потерявшей кадров своей армии в начале войны и свободной от чужеземного нашествия, не было таких же предпосылок для перманентной мобилизации, которая велась в то время во Франции?
Мы полагаем, что уже в 1870 г. имелись налицо те материальные предпосылки для перманентной мобилизации, для ведения войны не стотысячными, а миллионными массами, которые в полной мере характеризуют Мировую войну. Если же эти миллионные массы не были выставлены, то это объясняется политическими, а не материальными условиями. Воевавшая в 1870 г. Пруссия сохраняла еще в значительной степени феодальный характер. Эти феодальные черты были подчеркнуты военной реформой шестидесятых годов; феодальная природа Пруссии в особенности обозначилась после 4 сентября, когда прусским армиям приходилось сражаться с революцией, иметь против себя республиканские части, почти красные войска. В этих условиях прусский король и военный министр были озабочены прежде всего тем, чтобы прусская армия не потеряла своего юнкерского облика, продолжала бы оставаться послушным орудием в их руках. Военный министр направил на пополнение потерь полевых войск 120 000 человек из запасных частей. В числе этих укомплектований 10 % должны были составлять унтер-офицеры и 2 % офицеры. В действительности военному министру удалось включить в пополнение меньше 4 % унтер-офицеров и меньше 1 % офицеров. На демократизацию офицерского звания Роон не шел. Очевидно, это пополнение разжижало юнкерские кадры армии, делало ее политически менее стойкой. Через границу Франции перешли 129 батальонов ландвера, по 1002 человека в каждом. Мольтке требовал образования новой сотни батальонов ландвера. Но Роон полагал, что уже достаточно тех 400 тыс. неподготовленных в мирное время военнообязанных, которые получили оружие в течение войны. Чем больше будет ландвера и ландштурма, тем прусская армия уйдет дальше от желательного феодалам облика. С точки зрения Роона, выгоднее было бы поставить на карту одержанные победы, чем поставить прусскую монархию в зависимость от широких масс, в руки коих будет роздано оружие, хотя эти массы и выглядели пока чрезвычайно законопослушными. И всемогущий прусский генеральный штаб с Мольтке во главе был бессилен против этой феодальной идеологии. Только революция 1870 г. могла направить во французском лагере вопрос о призыве широких масс в другое русло.
Итоги
Чисто военные издержки на войну 1870-71 гг. были почти одинаковы у французов (1912 млн. франков) и у немцев (1934 млн. франков). Франции пришлось заплатить сверх того контрибуцию в 5 миллиардов франков, что она и выполнила в течение трех лет. Это был грабительский мир, вызвавший в Европе длительное военное напряжение, приведшее в конечном счете к Мировой войне. Но этот грабительский мир вполне выливался из природы государств эпохи империализма. Об этом можно судить по заявлению Виктора Гюго с трибуны Национального собрания 1 марта 1871 г., перед ратификацией Национальным собранием условий мира. Знаменитый писатель, мотивируя свое решение голосовать против договора, говорил о ненависти, которая будет нарастать на почве этого договора, говорил, что рано или поздно час реванша пробьет, и пророчествовал, что Франция отберет Лотарингию и Эльзас, захватит весь левый берег Рейна, Трир, Майнц, Кобленц, Кельн. Но далее оратор жестоко ошибался, когда он описывал будущее благородство Франции: «И услышат тогда Францию, говорящую Германии: я все у тебя отобрала и отдаю тебе все, с одним условием — мы будем впредь единым народом, единой республикой; и пожмем друг другу руки, так как мы оказали взаимные услуги: ты меня освободила от моего императора, я тебя — от твоего». Какой насмешкой над всеми протестами французов против грабительского мира 1871 г. является Версальский трактат и его выполнение по сей день.
В результате заключенного с Германией мира французская буржуазия под руководством Тьера и при помощи вернувшихся из плена солдат Базена вступила в борьбу с революционными рабочими. Парижская коммуна без отчаянного боя не выпустила из рук оружия, которым рабочий класс завладел во время войны. Третья, консервативная по определению Тьера, французская республика была основана на костях защитников парижских баррикад. Это определило надолго французскую военную политику: массовые армии Гамбетты были названы луарскими разбойниками; Тьер снискал общее сочувствие консервативной Европы, установив пятилетний длительный срок обязательной военной службы, охватывавшей только половину пригодного к военной службе контингента. Боязнь масс, отвращение к формированиям, не имеющим сильного кадрового состава, презрение к резервным дивизиям остались характерными для французского военного строительства вплоть до начала Мировой войны.
Сноски по тексту
[1] Так, полки I корпуса, квартировавшего в Богемии и долженствовавшего выполнять задачу по прикрытию мобилизации всей армии, получали запасных: два полка — из Венецианской области, два полка — из Венгрии, один — из Восточной Галиции; только 4 полка мобилизовались за счет запасных Богемии. Сверх того, в корпусе налицо были в местах своих стоянок только 5 полков. Остальные находились в командировках в политически неспокойных районах империи.
[2] Бисмарк сам за обедом посвятил в основную мысль этого плана жену саксонского посланника, чтобы вызвать Саксонию и Австрию на мобилизацию.
[3] Отметим, что сам Жомини, тогда 90-летннй старец, отнесся к стратегическим расчетам Мольтке с большим уважением; но вся плеяда французских писателей и такие корифеи, как англичанин Волслей, австриец Кун, русские Леер и Михневич, заняли осуждающую Мольтке позицию. Крисманич, негодный составитель австрийского плана операций, слепо применявший наполеоновские рецепты, был несравненна ближе их мышлению и получил самые одобрительные отзывы; это представляло лишь свидетельство безнадежной отсталости теоретической военной мысли.
[4] Многие военные историки считали эрцергерцога Альбрехта гениальным вождем и полагали, что если бы командование на Богемском театре было возложено на него, исход мог бы быть иным. Конечно, это жестокая ошибка. Характер этого полководца, эгоистичный, честолюбивый, завистливый, виден из следующего: по окончании войны он, действуя от имени императора, взял с Бенедека расписку, что последний не будет оправдываться в возводимых на него обвинениях ни при жизни, ни после смерти и не оставит никаких оправдывающих его бумаг. Получив расписку Бенедека, он в инспирированной им статье вылил на Бенедека фонтан помоев. А когда умер генерал Ион, эрцгерцог Альбрехт немедленно арестовал все оставшиеся после него бумаги, которые так и не увидали света: Альбрехт боялся, что из бумаг Иона будет видно, что победа над итальянцами при Кустоце 24 июня 1866 года выиграна не им, Альбрехтом, а фактически распоряжавшимся вместо него Ионом. Не Моцарт, а Сальери!
[5] «Стратегия» Михневича (изд. 1906 г.), кн. I, стр. 320–322.
[6] В указаниях для высших строевых начальников 1869 г. Мольтке подчеркивал, что длина походной колонны корпуса с приданными ему обозами достигает 38 километров; на плохой дороге растяжка может увеличить ее вдвое; если отбросить все лишние обозы, то глубина боевой части корпуса все же достигает почти целого перехода — 18 километров. Хвост может поддержать голову только через несколько часов. «Поэтому было бы ошибкой полагать, что если все или многое идет по одной дороге, то войска сосредоточены. В глубину проигрывают больше, чей выигрывают на сужении фронта. Две дивизии, которые идут рядом, в 7–10 километрах одна от другой, легче и лучше могут оказать взаимную поддержку, чем если вторая дивизия идет в затылок первой». Как ни проста и понятна эта истина, как и все основы военного искусства, потребовалась длительная работа Мольтке чтобы открыть ее и соответственно переобучить командование.
[7] Даже в 1870 г. имелось только 18 новых железных хлебопекарных печей; остальные были образца семилетней войны. Большинство четверочных конных повозок корпусных продовольственных транспортов являлись ветеранами наполеоновских войн.
[8] Выдвигая, как основную причину неуспеха действий Бенедека по внутренним линиям, современную растяжку походных колонн, мы должны, однако, признать, что в данном случае существенное влияние имели и ложно понятые требования политики; тогда как стратегическая обстановка требовала удара по ближайшей и опаснейшей восточной группе пруссаков, усилия всех политических кругов были направлены на то, чтобы направить острие действий Бенедека на западную группу пруссаков, успех над которой был особенно важен для саксонцев, баварцев и других германских союзников Австрии.
[9] Приказ о наступлении части 2-й армии получили поздно — в 8-м часу утра, и потому подход их на поле сражения раньше 13 часов не мог состояться. В голове двигались гвардейский и VI корпуса, близко за гвардией — I корпус.
[10] Очень шаткое соображение, так как Наполеон III имел такое влияние в Италии, что, выступая против Пруссии, сумел бы добиться ее нейтрализации.
[11] Мы оставляем в стороне вопрос, было ли это объединение для воспитанного в феодально-юнкерских понятиях Бисмарка средством или целью.
[12] Pierre de la Gorce. Histoire du second Empire, т. VIII стр. 286.
[13] Au pauvre la besace!
[14] Артиллерия сотни лет имела на вооружении бронзовые орудия; бронза — тягучий металл и при слишком сильном действии пороховых газов не разрывается, а раздувается, растягивается. Старые артиллеристы боялись стали, которая гораздо прочнее, но в случае катастрофы разлетается на куски.
[15] Фактически в жизнь это удалось провести только отчасти. Гвардейский корпус в действительности двигался широкой походной колонной, иначе он не успел бы пройти до начала боя 18 км. В этом сражении даже приказы по армии отдавались преимущественно устно — лично или через конных ординарцев. Бланков для донесений еще не существовало. Многие начальники разъездов писали донесения на своих визитных карточках, не указывая номера, времени, пункта отправления донесения. Много донесений и распоряжений были без подписи. В отношении штабной службы при наших современных представлениях это сражение рисуется, как резко отрицательный пример; небрежность штабной службы породила ряд крупнейших недоразумений. Количество письменных сообщений было, по современному масштабу, совершенно ничтожно.
[16] За отсутствием носимого шанцевого инструмента французские окопы были только намечены; закрытия на них образовывались преимущественно ранцами, ящиками из-под патронов и сухарными мешками, наполненными землей.
[17] Мольтке ценил кронпринца Саксонского и выдвинул его на пост командующего армией, как наиболее «послушного генерала». Послушание являлось особенно ценной добродетелью при том необузданном порыве к проявлению частной инициативы, которым отличалось германское командование в 1870 г.
[18] Конечно, наше замечание не касается командующих армиями Шанзи, Федерба и целой плеяды самоотверженных комкоров и начдивов.
[19] Граф Паликао — титул, полученный французским генералом Монтобаном за проявленные им высокие организаторские таланты в колониальных войнах Франции в Китае и Индо-Китае. Организационные таланты Паликао не помешали ему загнать армию Мак-Магона к Седану.
[20] Впрочем, живучесть республиканских армий была удивительна. Разбитая при Божанси 7-10 декабря 3-я Луарская армия Шанзи (западный осколок армии Орель-де-Паладина) уменьшилась до 60 тыс., но через месяц, до января, она под Ле Мансом противопоставляла пруссакам вновь массу в 150 тыс. бойцов.